Во дворе крепостицы пришлось спешиться — мой провожатый нетерпеливо тянул меня за руку, показывая на двери одного из домов.
Я заупрямился:
— Что случилось-то? Скажи толком, иначе никуда не пойду. Да и волка моего надо сначала куда-нибудь определить.
— Я за ним просмотрю, — нетерпеливо ответил орк. — Сам в загон отведу. А ты иди в дружинный дом, шаман там, лекарка там, а еще там раненых много.
— Да что произошло-то? — взъярился я.
Но парня с Маней уже и след простыл — они нырнули куда-то в проход между стенами. Причем обычно норовистый зверь послушно пошел за незнакомым орком.
Я пожал плечами и зашагал туда, куда меня послали.
В отличие от всех стойбищ, которые попадались мне по дороге, в Уста-Фае строили из камня. То ли глины для самана поблизости нет, то ли Черные Волки переняли привычки у ближайших соседей — гномов. И двери здесь — капитальные, из толстых дубовых досок, а не из скрепленных между собой жердей, как в доме Апа-Шер.
Внутри длинного каменного сарая с крохотными окнами-бойницами, на вход в который мне показал молодой орк, было на удивление прохладно. Пахло дымом, травами и выделанной кожей. На стенах — шкуры, на столбах, поддерживающих крышу, — щиты и оружие.
Впрочем, детально осматриваться мне было некогда.
В середине длинного зала горел костер, на нем в нескольких котлах что-то кипело. Пар пах травами и медом. А рядом…
То, что лежало на расстеленных на полу кошмах, уже трудно было назвать телами. Фарш. Полдюжины раненых, кое-как перевязанных, с недокомплектом рук и ног…
Я кинулся к пациентам, но дорогу мне заступила средних лет орчиха:
— Погоди, кто бы ты ни был! Устак говорит с духами!
Только теперь я заметил съежившегося рядом с постелью старика. Он лежал на полу кучей неопрятной тряпья.
Я замер, боясь потревожить шамана. Пока он камлает — раненые не умрут. Их души, даже если и захотят покинуть тела, не смогут это сделать…
Шепотом спросил женщину:
— Где можно вымыть руки?
Она кивнула в сторону костра. Стараясь не шуметь, я нашел котел с теплой водой, зачерпнул стоящей рядом кружкой. Орчиха подошла, слила мне на руки над отверстием в полу. Я молчал, лихорадочно соображая, сколько у меня есть в запасе обезболивающих, ранозаживляющих и обеззараживающих сборов. Готовых — немного…
Старик еще лежал не двигаясь, но бубен начал под его пальцами тихонько гудеть. Постепенно звуки становились громче, шаман поднялся сначала на колени, потом — во весь рост. Пошел по кругу, замыкая раненых в защитный купол. Воздух над телами уплотнился, замелькали еле различимые тени…
Наконец старик вскрикнул, как птица, подпрыгнул и спиной вперед отбежал на несколько шагов. Орчиха бросилась к нему, поддержала под руку, помогла сесть на лежащие у стены подушки.
Чуть передохнув, шаман взглянул на меня:
— Можешь ничего не говорить. Знаю. Иди и делай то, что можешь. Не забудь про щит… Да, меня зовут Устак-ага. А тебя?
Я с удивлением взглянул на старика, но ответил:
— Мышкун.
— Очень хорошо. Эту козу, — шаман махнул в сторону женщины, — зовут Ясика. Молодая еще, но другой лекарки у нас нет. Ее бабка померла тем летом, хорошая лекарка была, да вот — не стало. Теперь младшей справляться приходится…
Раздался стон. Орчиха бросилась к раненым. Я, кивнув шаману, последовал за ней.
Потом я делал то, что мог. Конечно, хирург из меня никакой, практики мало. Но для того, чтобы ассистировать, моих приобретенных уже в этом мире умений хватало. К счастью, орчиха, которую Устак-ага непонятно почему обозвал «козой», была, кажется, хирургом от бога. Или — от богини, потому как за здравоохранение здесь отвечает Земля-Матушка.
А я как заведенный носился между костром, на котором кипели зелья, и Ясикой. Поил раненых обезболивающим. Подавал то иглы, то вымоченные в отваре лебунита жилы каких-то животных. По команде женщины придерживал куски плоти, которые она сшивала между собой…
К счастью, почти все раны были не очень глубокими. Такое ощущение, что пострадавших рвали большие кошки. Но тварей, видимо, было слишком много. Да и зубы у них имелись. Трое из шестерых лишились кистей рук, один — ноги ниже колена. Ясика аккуратно срезала изжеванные куски мяса, заговорила кровеносные сосуды, зашила раны. Я был уже наготове с вымоченными в отварах тряпицами.
— Если богиня позволит, то выживут, — наконец произнесла орчиха.
Упоминание о богине словно выбило меня из ступора. Я притащил свой щит, который бросил у входа, повесил на одном из столбов поближе к раненым. Лекарка взглянула и вздрогнула:
— Свет Того, Кто Держит Щит!
— Угу, — кивнул я. — Не беспокойся, они — воины.
Лекарка с сомнением посмотрела на меня, но ничего не ответила. Лишь устало вздохнула и отошла к стене. А я вдруг понял, что меня смущало. Двое из шести раненых не были орками! Пока надо было думать о ранах, я видел только исполосованную когтями кожу и развороченные мышцы. И лишь теперь сообразил, что двое из шести раненых не похожи на моих соплеменников.
Подивившись избирательности восприятия, я подошел к ним поближе. Низкорослые, широкоплечие, чернобородые, кожа непривычного болотно-зеленого цвета, а коричневато-смуглая. Гномы? Откуда?
— Эй, Мышкун! — окликнула меня Ясика.
Я оглянулся. Женщина сидела у стены рядом с шаманом. Перед ними стоял принесенный кем-то низенький столик с чашками и кувшинам. Кто, когда позаботился о лекарях, я так и не понял. Впрочем, орчихи, когда надо, умеют ходить бесшумно, так что их сразу и не заметишь.
Устроившись рядом с Ясикой, я вопросительно взглянул на нее. Она налила мне травяного отвара, подвинула тарелку с мясом:
— Ешь. Много ешь. Ты с дороги — и сразу за работу.
Только сейчас я понял, насколько голоден. Поблагодарив кивком, я набросился на мясо. И лишь некоторое время спустя нашел в себе силы спросить:
— А что случилось с этими ребятами?
— На них напали… — начала Ясика.
Но шаман внушительно кашлянул:
— Мышкун, что ты знаешь о зле, которое придет с гор?
От неожиданности я чуть не подавился:
— Только то, что говорят. И то, что узнал во сне: не виданные никогда твари выходят из долины Неры и нападают на стойбища.
— Про тебя говорят, что ты — сын старой Апа-Шер, что из Седых Волков, но по крови — не родич, и что ты пришел из Карода…
— Это правда, — кивнул я.
— И еще говорят, что ты — великий целитель, хотя и не женщина…
Я печально ухмыльнулся:
— Когда-то давно, когда я был маленьким, меня дразнили бабкиным наследником. Вроде бы сама бабка кому-то говорила, что мне уготована судьба лекаря. Я обижался, думая, что это — оскорбление, потому что дар передается лишь девочкам. Я вырос и стал хорошим воином, и никто не посмеет упрекнуть меня в женской слабости. Но, видимо, от судьбы не уйти. Из речного племени не выжило ни одной, способной принять дар от моей бабки…
