Ознакомительная версия.
– Ну, я пошел, – заторопился к выходу новый знакомец Андрея.
И впрямь, антураж в избе – для фильмов-страшилок: на веревках развешаны сушеные жабы и змеи, пучки трав и что-то непонятное.
– Мне знакомый сказал – мышиное зелье у тебя купить можно.
Старуха прищурила один глаз, другим же уставилась на Андрея:
– Мышей ли травить вздумал?
– Крыс – в амбаре хозяйничают.
– Врешь, поди. От тебя лошадью и печью не пахнет, нет у тебя хозяйства.
«Ну и бабка! Нюх у нее, как у пса!»
– А тебе какая разница, старая? Я деньги плачу, ты зелье даешь.
– А сколько зелья надо?
– Побольше.
– Никак подельников отравить хочешь? Хи-хи, – захихикала бабка.
– А хоть бы и так, – дерзко ответил Андрей.
– У, душегубец!
Андрею это все надоело, и он уж было надумал уйти. Зачем ему выслушивать домыслы жутковатой старухи?
– Ладно, дам тебе зелья, – вдруг смягчилась она. – Тебе как – чтобы побыстрее подействовало, или не сразу?
– Не сразу.
– Подозрения от себя отвести хочешь?
– Да хоть бы и так!
Старуха полезла за печь и достала малюсенький горшочек, перевязанный на горлышке грязной тряпицей.
– Бери. Несколько крупинок в кружку бросить надо. Вкус от этого не изменится. Подействует через седмицу.
Ага, Андрея это устраивало.
– Сколько с меня?
– Две копейки.
– Недорого чужую жизнь ценишь! – усмехнулся Андрей.
– Не я душегуб – на тебе грех будет! – отмахнулась старуха.
Андрей отдал ей медяки.
– А если не поможет?
– А ты допрежь на себе испробуй, – хихикнула старуха.
Да, юмор у нее своеобразный…
Выйдя от старухи, Андрей с облегчением вдохнул свежего воздуха. Вспомнил историю. Боярина Михаила Шемяку тоже пытался отравить повар по фамилии Поганка. Может, у старухи это не прозвище, как можно было подумать, а родовая фамилия?
До вечера было далеко, и Андрей постоял, раздумывая. Через несколько дней деньги иссякнут. Он решил сегодня же ночью подсыпать отравы в бочки к водовозам. А дальше? Дальше уходить надо в Великий Новгород. В Москве делать ему нечего, а на дорогу деньги можно взять у Егора, что в немецкой лавке торговать остался. В конце концов, он деньги потратил на покушение на Иоанна, врага Новгорода, а не на свои развлечения.
Андрей пошел на постоялый двор, спрятал в сундук «мышиное зелье» и прямиком направился в Немецкую, или, по-иному – Кукуеву слободу.
Вот и знакомый дом. Но чем ближе Андрей к нему подходил, тем сильнее охватывала его тревога. Двери заперты, ставни на окнах закрыты. А подошел ближе – так и слой пыли на крыльце разглядел. В лавку уже давно никто не заходил.
– Не подскажешь ли, лавка давно закрыта? – обратился он к прохожему.
– С весны, – отвечал тот. – Разорился хозяин и исчез.
Называется – разжился деньгами. Придется своими ножками до Новгорода топать. Правда, есть еще вариант: наняться на судно гребцом за харчи и перевоз.
Едва он отошел от лавки на сотню метров, как сердце невольно екнуло: навстречу шла Аглая. Он ее и узнал-то не сразу, скорее почувствовал.
Молодая женщина была все так же красива, и даже еще лучше стала, хотя, по мнению Андрея, куда уж лучше? Она была в новых нарядах и в сопровождении служанки.
Андрей бы и мимо прошел, сделав вид, что не узнал, да Аглая сама его окликнула:
– Андрей?
От неожиданности он остановился. Думал, с рыжей бородой и в суконном колпаке его не узнают.
– Ну конечно, Андрей, это ты! Дядюшка с оказией послание передал, пишет, что жил ты у него, да какая-то неприятность случилась. Жалеет он о происшедшем.
– Чего уж теперь! А ты расцвела, даже похорошела. Слышал я от дяди твоего – замуж ты вышла. Поздравляю!
На веселое лицо Аглаи набежала тень.
– Вышла – это правда. Зина, ты отойди.
Служанка прошла вперед с десяток шагов.
– Только поздравлять меня не с чем. Батюшка мне мужа подобрал – старого, лысого и седого. А не люб он мне.
– Это о нем матушка твоя говорила?
– О нем. А у него одни лавки да товары на уме, ласкового слова не услышишь. Да что это я все о себе да о себе! Ты как?
– По-прежнему офеней, – соврал Андрей. – На жизнь зарабатывать надо.
– Люб ты мне, – вырвалось у Аглаи. – Тут недалеко лавка была, купец немецкий торговал – ну вылитый ты.
– Похож, наверное. Я по-немецки и говорить-то не умею.
– Сердце девичье не обманешь, глаза у того купца твои были. Потому не верю я тебе. Однако нельзя мне долго на улице стоять. Зинка, служанка моя, мужу все докладывает, противная. Ты где живешь?
– Пока на постоялом дворе на Никитской.
– Это где крендель и кружка на вывеске?
– Именно.
– Говорил – неграмотный, едва читать умеешь, а сам про Александра Македонского читал и слова умные знаешь. До свидания.
– И тебе удачи!
Андрей пошел на постоялый двор. Нечасто, с большими перерывами он встречается с Аглаей. Как будто судьба постоянно сталкивает их. И ведь случайность! Еще утром он не знал, что пойдет в лавку на Немецкой слободе. Еще бы минута – и разминулся бы он с Аглаей, но не вышло. А впрочем, встреча эта ни к чему его не обязывает. Встретились и разошлись.
Он поел в трапезной пшенной каши, запил сытом – на мясные блюда денег уже не хватало. И хотя время было еще раннее, улегся спать, потому что ночь предстояла бессонная.
Однако, заснув пораньше, поднялся он часа в два, прихватив часть ночи. Одевшись, достал из сундука «мышиное зелье» от Поганки и вышел с постоялого двора.
На улице была непроглядная тьма. Он постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, послушал – все ли в окрестностях спокойно. Где-то далеко на окраине перебрехивались псы.
Андрей направился к заднему двору царского дома, благо идти было не так далеко.
Вот и знакомый дом. Он прижался к нему, прислушался. Опричник из охраны мог рядом быть, полусонный по ночному времени. Обычно к утру охрана устает напряженно бдить, внимание рассеивается, и она не столько ходит по территории, сколько стоит. Стрельцы обычно на бердыши опирались, у опричников такой удобной подпорки не было.
Вроде было тихо. Андрей, стараясь не шуметь – в ночи каждый стук или даже шорох далеко слышны, – взобрался на забор. Посидел на нем, пытаясь определить, где караульные. Засек двоих, мерно прохаживающихся перед входом.
На руках Андрей соскользнул вниз и опустился на четвереньки – так он меньше заметен. Хоть и темно на улице, да и на нем одежда почти черная, а на фоне бревен каретного сарая движение может быть заметно.
Так он и продвигался на четвереньках к бочкам водовозов. А там – хочешь не хочешь, а вставать пришлось. И как Андрей за бочками ни укрывался, но голову все равно приходилось высовывать.
Едва дыша, он отодвинул деревянную крышку на бочке и сыпанул на дно бочки немного содержимого из корчажки. Плохо, что в темноте зелье между телегами поровну не распределишь. Поставив крышку на место, то же самое проделал с остальными бочками.
Ознакомительная версия.
