– Думаю, после всего случившегося тебе не стоит поворачиваться ко мне спиной, – закончил я, ядовито оскалившись.
– А ты у нас злопамятный, да? – скривилась она. – Нет, ни в коем случае! Не злопамятный! Ты у нас просто злой, и у тебя память хорошая!
Я невозмутимо пожал плечами.
– Малыш, ты еще скажешь мне спасибо! – продолжила она, повышая голос.
– Обязательно, – потянул я. – Знаешь, когда человек стоит над гробом врага, он всегда говорит о нем только светлое и хорошее. Так принято. Вот и я скажу тебе спасибо. Над гробом.
А вот поиздеваться толком не получилось. Слишком быстро вывел ее из себя, будто передо мной стояла зеленая дурочка, а не хладнокровная гадина с опытом. Катарина резко дернулась, впечатав меня в стену своим телом, после чего рефлекторно поднесла коварное запястье со встроенными кибернетическими лезвиями к горлу.
– Хуан, мне не нравятся такие разговоры!
Лицо ее пылало от ярости. Я усмехнулся, нисколько не впечатленный.
– Правда? Зря! Это же шутка. Просто шутка! Про гроб. А ты что думала, я кинусь к тебе на шею, радостно повизгивая от счастья?
Она попыталась что-то ответить, но не смогла и по инерции отступила, выпустив меня. Затем собралась и гордо тряхнула черной копной.
– Хорошо, я виновата. Признаю. Во всем, что произошло, начиная с той злополучной полосы, где потеряла над собой контроль. Можешь меня ненавидеть, если хочешь. Доволен? Теперь тебе легче?
Я пожал плечами:
– Наверное.
– Я сделала это, потому что мне приказали. Я должна была вернуть тебя, убедить вернуться. И не смогла придумать ничего более эффективного, чем ткнуть тебя в собственную беспомощность. Ты бы не стал разговаривать со мной после того, что случилось на дорожке, не сумей я изменить твое восприятие. Да что я, ты не стал бы слушать никого, даже святую, если бы знал, что она отсюда! Послал бы за орбиту Эриды, и все дела!
– А ты не пробовала извиниться? – улыбнулся я, начиная вгонять гвозди в крышку ее гроба. – Просто извиниться? Искренне? Признав, что была не права?
Катарина опустила глаза в землю.
– Нет, даже мыслей таких не было, – продолжал я. – Ты же всегда права. Такие, как ты, всегда правы.
Ты не умеешь извиняться! – закричал я на нее, ловя кайф от получившегося эффекта. – Хотя я мог понять тебя! Понять, чем ты рисковала, когда я помчался по трассе верхами! Из-за чего вышла из себя! Но нет, я же валенок, тупой! Я не пойму! Или нет, не тупой? – Я сделал паузу. – Да, я не тупой! Я пойму! Это ТЫ не можешь сделать шаг! Унизиться перед тем, кто младше и слабее! Тебе проще организовать войсковую операцию в городе, и не одну, чем признать неправоту и извиниться!
Так ответь, почему я должен относиться к тебе тепло? Почему должен быть благодарен, если ты думаешь не обо мне, а в первую очередь о себе и своей гордыне?
Постояв и не дождавшись ответа, я развернулся и побрел по коридору. Сзади раздался ее окрик:
– Стой!
Я остановился. Обернулся.
– Прости, я была не права, – произнесла она, вкладывала в голос раскаяние, но я видел, что это фальшь. – Я привыкла играть человеческими судьбами и заигралась. Да, мне оказалось проще придумать войсковую операцию, чем извиниться. Доволен?
– Я-то доволен, – усмехнулся я. – Как знающий тебя. Но на сцену тебе нельзя, сторонний зритель не поверит.
Она вспыхнула, но сдержалась.
– Я извинилась. Как ты и хотел. Будешь и дальше дуться?
Я понял: не стоит перегибать. Портить отношения с ней не резон, ибо, какая бы она ни была, а знакомое зло лучше незнакомого. Если вместо нее дадут кого-то другого, я взвою, придется заново «пристреливаться», заново проходить весь геморрой, который мы с ней благополучно миновали. Да и… Ужалить Катарину, как показала практика, я могу, не такая уж она непробиваемая, а каковой будет другая?
– Нет, не буду. Но ты должна меня понять, – начал я, она перебила:
– Я понимаю.
В ее голосе засквозило теплотой. И я не мог найти ни одного фальшивого оттенка в интонации.
– Я плохая. С гордыней. И не люблю никого, кроме себя. Но я исправлюсь. Обещаю.
Согласен, со стороны это звучало дико. Детсадовские какие-то аргументы. Но битва шла не на уровне слов, а на уровне восприятий, интуиций, если можно так назвать. И главный вывод, который я сделал, – она совсем не так безнадежна, как я считал. Я не безразличен ей, она действительно испытывает привязанность и симпатию. И не желает зла. Конечно, проявляется это согласно ее собственному, искореженному корпусом мировоззрению, но порывы в ее душе все же есть.
– Хорошо, уговорила. – Я выдавил тяжелую улыбку.
– Мир? – улыбнулась она и протянула руку.
Я пожал ее.
– Мир.
Мы неспешно бродили по техническим помещениям и стрельбищам, подбирая скафандр, пробуя систему прицеливания и ориентирования на специальных тренажерах и мишенях. Тянули время. Чтобы не сойти с ума, его надо было хоть чем-то занять, на мероприятие собрались еще не все.
Ветераны – особое сословие, прослойка, честно заслужившая себе множество привилегий. Например, явиться не к десяти, как было условлено, а часам к одиннадцати – двенадцати, наплевав на дисциплину и пунктуальность, несмотря на то что военнослужащими они остаются до самой смерти. Для них не существует понятия демобилизации, а звания остаются навсегда. Не «полковник в отставке», например, как у военных, а просто «полковник», в любом возрасте и на любой должности. Потому, пока не подъедут все, испытание не начнется, и плевать на такую условность, как мое личное желание поскорее начать, чтобы не свихнуться в ожидании неизвестного.
– Для чего мне вообще куратор? – спросил я, опуская раскаленный игломет, из которого только что жарил очередями, ставя его на стойку. Отводил стрельбой душу. – Да еще и персональный? Чтоб девчонки не съели? Неужели они такие страшные?
Катарина грустно усмехнулась, протягивая мне оружие, за которое я отвечаю.
– Так и думала, что ты далек от этой темы.
– Почему?
– Опыт. Его у тебя нет. Потому ты не способен оценить угрозы и вызовы. А они весьма серьезные!
Пауза.
– Тебя съедят в первую же неделю, – улыбнулась она. – Ты беззащитен перед нашим контингентом. А сбежать, уйти отсюда после того, как за тобой закроются двери, никто не позволит. – Она скроила кислую мину.
Ее слова меня не впечатлили. Я, конечно, предвидел проблемы, но похоже, она сгущает краски.
– Отсюда подробнее.
– Разумеется! Ладно, пошли, нас вызывают. – Она облегченно вздохнула и направилась к выходу.
Я поспешил за ней. Тяжелый гермозатвор тира, напичканного всевозможным оружием, опустился за нашей спиной. Хотя оружие у них и валяется везде, где только можно, но вскрыть арсенал без ключей и разрешений вряд ли реально.
