Перед строем, периодически заглядывая в папку и останавливаясь, нервно шагал интеллигентного вида, лысый, в аккуратных круглых очочках, гражданин.
— Ну-с, подведем итоги, капитан Кадорин Андрей Геннадьевич. Отправив вас на столь ответственное задание, партия и весь советский народ ожидали немного другого эффекта. Конечно, основное задание ви виполнили и сформировали ядро високоэффективного партизанского отряда. Но у товарищей возникают некоторые сомнения в вашем подборе кандидатур. Давайте еще раз пройдем по списку отряда и непосредственно познакомимся с товарищами бойцами вблизи. Вот этого странного зеленого гражданина с бородой представьте, пожалуйста.
— Дух Чащи, рабочий псевдоним Леший. Помощник главы партизанского отряда. Специалист по маскировке и запутыванию следов.
— Так, пойдем дальше. Вот этот худой гражданин в черных доспехах кем является?
— Псевдоним Кощей. Начальник диверсионного отдела. Специалист по проведению похищений высокопоставленных лиц.
— Похвально-похвально, молодой человек. Но вот подскажите-ка, что тут делает эта гигантская собака.
Почувствовав, что о нем говорят, представитель семейства люпусов склонил свою голову размером с хороший тазик набок и, ощерившись в идиотской клыкастой ухмылке, которая получается только у особо умных животных, с ехидцей посмотрел огромными влажными янтарными глазами.
— Серый. Ну в смысле Серый волк — сотрудник диверсионного отдела. Лучший специалист по спасению высокопоставленных лиц и транспортным операциям.
Уже не белый, а красный, с покрытым какими-то бурыми пятнами лицом, Андрей судорожно попытался поправить воротник, запуская таким образом в свой измученный организм еще несколько глотков внезапно спертого и почему-то влажного воздуха.
— Так, смотрим далее. Вот гражданка с метлой. Что она делает в вашем отряде? Вы что, уже совсем с ума посходили — дворников личных заводить? И это в тот момент, когда вся страна напрягает силы и возможности для отражения вероломного нападения немецко-фашистских захватчиков?! Я, конечно, не умаляю твоих заслуг перед трудовым советским народом, капитан, но думаю, товарищи вправе знать, зачем наша краснознаменная армия и, в частности, ее лучшие и самые секретные подразделения держат в своих рядах, не побоюсь такого слова, уборщицу.
Побелевший за спиной Берии Судоплатов пытается что-то произнести и отвлечь таким образом огонь начальственного гнева на себя.
— Товарищ нарком, разрешите, я объясню…
Но прерванный внезапно ожесточившимся голосом Лаврентия Павловича, в котором резко зазвенела сталь, затих.
— С вами, товарищ Судоплатов, и с возглавляемым вами подразделением ми еще разберемся. А сейчас пусть молодой человек отвечает, а ми его послушаем и в тесном товарищеском кругу винесем свое жесткое, но вместе с тем справедливое решение.
— Это вот… Баба-яга… ну… командир звена авиаподдержки нашего отряда… имеет богатый опыт уничтожения стратегических объектов противника в глубоком тылу.
— И позвольте уточнить, молодой человек, кто же входит в состав вашего, как ви висказались, «звена авиаподдержки»?
Рванув резко сжавшийся воротник гимнастерки и пытаясь схватить мгновенно пересохшим ртом хоть несколько глотков спасительного воздуха, капитан прошептал, уже заваливаясь в спасительную тьму обморока:
— Змей Горыныч…
Но давайте пока отвлечемся от кошмаров молодого человека, у нас есть еще несколько секунд, перед тем как он вскочит, обливаясь холодным потом и обводя окружающих бешеными, испуганными, как у загнанной лани, глазами. Давайте потратим их с большей пользой и окинем взором оставшихся любителей поспать при полной луне.
Вот с абсолютно серьезным лицом лежит старшина — Валерий Сергеевич. Или, как его часто называют, Сергеич, крестная мама и папа нашего отряда. Если бы не его организаторские способности и умение «надыбать» нужные вещи из воздуха, то, боюсь, хумансы бы окончательно завшивели и оголодали. Седой сорокалетний мужчина с волевым лицом, покрытым мелкими оспинками шрамов, как он однажды обмолвился на вопрос Олега — трофей с Гражданской, на Перекопе каменной крошкой посекло, снаряд рядом в скалу ударился и не взорвался — повезло.
А вот нам не повезло… хрипя и глотая судорожно сведенным горлом прохладный ночной воздух, с лежанки резко вскочил капитан…
— Что такое, Андрей?
Абсолютно бешеные, не узнающие никого глаза пытаются на мне сфокусироваться, из горла рвутся пока еще не контролируемые фразы, являющиеся продолжением кошмара:
— Товарищ нарком, колхозные поля под Рязанью он жечь не мог и комсомолок из Петрозаводска не воровал…
— Тихо, Андрей, успокойся… это сон… это всего лишь страшный сон… обычный человеческий сон…
— Что? Где я? А… Фу…х! Ну и приснится же такое…
Несколько минут блаженной тишины, пока капитан пытается прийти в себя и сдержать дрожь уже уходящего страха. Несколько минут тишины, залитой лунным светом. Тихий шелест листвы и хриплое, загнанное дыхание хуманса рядом…
— Андрей, как у вас зовется эта небесная странница, так щедро льющая свой ласковый серебристый свет?
— Что?.. А!.. Ну… это луна.
— Луна… Спи, капитан, спи… теперь ты уснешь без сновидений, и пусть тебя разбудит первый радостный лучик веселого летнего солнца… а я еще погрущу… Спи…
Спи…
Qu’ellar Ril’lintarkyorl dos…
D’ja…[2]
Чунга-Чанга, весело живем!
Чунга-Чанга, песенку поем!
Один старый мультик
12.07.1941
Рядовой Клаус Майне
…эти восточные бесконечные леса и болота — шайсе!
Сумасшедшие местные жители, не понимающие ни слова на нормальном немецком языке. Эта мошкара размером с мизинец, звереющая от присутствия нормального немецкого солдата. Компас, стрелка которого крутится, как безумная. Герр лейтенант утверждает, что это потому, что в болоте много железной руды. Сам он до войны жил в Руре и поэтому, думаю, знает, о чем говорит. Одно радует — собаки довольно плотно держат след и ведут себя все уверенней. Скоро мы нагоним этих диверсантов и отомстим им за гибель немецких солдат!
Отодвинув стволом винтовки мешающую еловую лапу, Клаус заметил какую-то вспышку, мелькнувшую в закатных лучах справа от края растянувшегося цепью отряда…
Тихий ветерок, потянувшийся от болота, ласково перебирал черное как смоль оперение стрелы, вонзившейся в правый глаз рядового, овевал грани наконечника, теперь нагло проклюнувшегося из коротко стриженного немецкого затылка, чуть приподняв при этом каску и залихватски надвинув ее на уже бессмысленные глаза, в которых отражался — впрочем, кому какая разница…
