— Я пойду, спасибо!
— Куда пойдешь? Ты что?
— На Ильинку выйду — и к метро какому-нибудь. С меня хватит, — упрямо ответила Аня.
— От дууууура! Сейчас сюда полицию стянут. Надо где-нибудь спрятаться и переждать!
Над площадью пронесся визг неисправного усилителя. Аня заозиралась. На Мавзолее хлипкий человек размахивал красным флагом и орал в матюгальник неразборчиво.
— Это плохо, — прокомментировал парень, — это он совсем зря в вожди революции лезет. Девушка, вас как зовут?
— Аня.
— А меня — Иван. Так вот, Аня, это ведь не революция, это обычный бунт, да? И подавят его обычным способом. Разгонят водометами, «черемухой» и резиновыми пулями. А теперь представьте, что будет, когда все ломанутся на Ильинку. Надо где-то переждать. Я думаю — вон там, где могилы, у стены…
Его приятель кивнул. Ане стало интересно. До этого ей было жутко, ее несло куда-то, ее толкало и швыряло. Но ведь красный флаг на Мавзолее, послушать бы, что говорит этот человек, а спрятаться всегда успеем. Если до сих пор не разогнали — с чего теперь-то разгонят демонстрацию?
— Давайте послушаем, — предложила Аня, — раз уж нам все равно к стене ближе.
Иван глянул на нее сверху вниз — Анин рост позволял это почти всем мужчинам.
— Вы надеетесь что-то новое узнать?
Тем временем народ сползался к оратору, дружным ревом отвечал на его высказывания. Мимо Ани прошагали пятеро салютующих настоящими автоматами. Лица боевиков закрывали арафатки.
Аня рефлекторно отпрянула. Откуда оружие? Кто они? Слишком смуглые, смоляноволосые… Студенты? В это не верилось.
— Видите, Аня? Вы их видите? — Иван, склонившись, шептал ей на ухо. — Как вы думаете, они филологи? Или революции хотят? Нет, они пришли сюда, потому что бунт! И поэтому сейчас начнутся погромы и грабежи, если еще не начались. Каждый будет тянуть на себя. На Мавзолее-то не Каверин. И не вождь коммунистов. Значит, руководство партии нас не одобряет и самое время бежать.
Аня слышала его, но не слушала. День потихоньку клонился к вечеру, она потеряла счет времени. Скоро уставшие демонстранты разойдутся по домам…
Бей буржуя, сил не жалей!
Врагов коммунизма
Забей, забей, забей! —
многоголосым набатом ударило Ане в уши. И изгоняя беса коммунизма с площади, вступили колокола собора Иконы Славянской Божьей Матери, печальные и звонкие. Они кричали о беде, о грядущей крови, а Ане слышалось: «И только высоко, у Царских врат, причастный тайнам, плакал ребенок о том, что никто не придет назад». Она обернулась, чтобы посмотреть на собор — хоть и неверующая была, но сейчас отчаяние колоколов тронуло. От Мавзолея ответили — ударила в небо очередь выстрелов, заорали, засвистели.
Страх вернулся. Аня повисла на Иване, прижалась к нему — здравомыслящему человеку, части той, прошлой жизни.
Колокола звучали размеренно и зло. Полными ненависти криками вторили им собравшиеся. Аня заставила себя смотреть: люди ломами выколупывали из древней мостовой камни.
Кто не работает, тот не ест!
Наденьте штаны! Снимите крест!
Свежее произведение неизвестного римфоплета встретили довольными воплями.
— К стене! — приказал Иван.
Аня не стала спорить. Они, обходя агрессивных граждан, протолкались к Мавзолею. Человек на его крыше все разорялся в мегафон, и теперь его речь стала четче. Аня остановилась послушать. Ребята замерли рядом, им тоже было любопытно. Нервное веселье пузырьками шампанского поднималось в Ане. Мужчина с флагом изрыгал банальности, призывал взять в руки оружие и убивать буржуев, воров, продажных полицаев, попов… Аню замутило. Вокруг — чужие люди, ноги мерзнут, отчаянно хочется в туалет. Очень хочется. Организм, наверное, давно кричал о своих потребностях, но она не замечала.
Елки у Кремлевской стены выглядели заманчиво.
— Слушайте, Иван, — смущаясь, сказала Аня, — я за те елочки отбегу? Ненадолго?
Он кивнул задумчиво. Девушка потихоньку выбралась из клубящейся толпы (сколько же их? Скоро и здесь начнется та же давка, что на Манежке), обогнула Мавзолей слева и пробралась наверх, к елям. Странное дело — на узкой полоске газона за ними не было никого. Только могилы политических деятелей прошлых времен. Аня забилась к самой стене, стараясь расслабиться и абстрагироваться от взглядов. И решила остаться здесь, не спускаться обратно, слушать и смотреть сверху, дождаться вечера и уйти спокойно домой.
Она прикидывала, как бы устроиться, чтобы не промерзнуть и не промокнуть, когда внизу, на площади, все побежали.
* * *
Ник ворвался в кабинет Михаила. Толстяк — постаревший, отекший и растрепанный — в окружении руководителей помельче ждал Ника. Ник кивнул собравшимся, занял свободный стул, Конь встал рядом.
— Все в сборе, — резюмировал Михаил. — С вашего позволения, приступим. Итак, что по городу?
— На Щелковской погромы, — начал крайне серьезный молодой блондин в круглых очках с зелеными стеклами. — Объединенные силы нацистов и байкеров разносят «черные» кварталы. Полиция бездействует. Митинг на ВВЦ… Там около тысячи человек, самых разных. Неорганизованный митинг, по нашим данным, скоро его все-таки разгонят. Коммунисты из официальной компартии собрались у Белого дома. По старой памяти. — (Кто-то захихикал.) — У этих все серьезно: флаги, пенсионеры, речи революционные. Их не трогают, но оцепили. Все равно попикитируют и разойдутся по домам довольные. Там около двух тысяч человек. В разных районах периодически драки, несколько автомобилей сожгли. Основная проблемная зона — центр города, Манежная и Красная площади.
— По регионам? — спросил Ник севшим голосом. Чем заканчивается цепная реакция? Правильно, атомным взрывом.
— В Питере массовые демонстрации. Хорошо организованные. Народ выдвигает требования к правительству. В основном члены профсоюзов. Беспорядков не наблюдается. В других городах тоже идут выступления, но хиленькие. Из Новосибирска информации не поступало.
— Я понял. — Ник вздохнул. — Дальше. Сколько и кого на Манежной?
— Студенты… — Докладчик посмотрел на Ника и замолчал. — Наши тоже, к сожалению. Командиры первичных ячеек вывели своих людей, нам никто ничего… Антифа, леваки, нацисты, растоманы, пид… извините, меньшинства. Все подряд, даже монархисты. Заводилами выступили младокоммунисты, а потом понеслось. Люди как взбесились. В центре более пятидесяти тысяч человек.
Ник мог это предвидеть, мог бы! Но не предвидел, надеялся вслед за Реутом, что время еще есть. Интересно, насколько сейчас вырос его КП? Перевалил за сто сорок шесть процентов, как модно стало шутить после выборов?
