Ра обвиняет Принца во всех смертных грехах — трусости, глупости, подлости, жестокости — а Принц, не по годам железной выдержки человек, видимо, решает, что челядинцам не годится слушать семейные разборки Дома Государева. Высылает вон и свиту, и охрану. Мы с Ар-Нелем пытаемся притормозить, но Его Высочество выставляет и нас тоном, не терпящим возражений.
Я догадываюсь, что нас ждёт, когда покинем приёмную — но настоящей опасности не чувствую: Принц ни секунды не злился по-настоящему. Единственный шанс серьёзно влететь для нас — это смерть Ра на поединке… но сейчас я почти уверен — Принц изо всех сил постарается его не убивать. Наш Ра нужен Принцу живым.
Мы выходим из зала и тут же попадаем в лапы королевской охраны. Свита расшугалась по углам, зато стража начала работать всерьёз. Всё чётко и грубо: гвардия Государева Дома использует огнестрельное оружие по последнему слову военной техники, хотя вряд ли начнет палить в присутствии августейшей особы без принципиальной нужды. Те, кто стоит ближе, обнажили клинки. Ясно.
Вооружены все, но некоторые имеют преимущества.
Командир местных спецов, тихий убийца с седой косой и в неяркой одежде, приказывает вполголоса:
— Отдайте оружие и следуйте за мной.
Я улыбаюсь и отдаю тесак, хотя мне страшно не хочется. Ар-Нель, бледный и с синяками под глазами, медленно качает головой:
— Господин Офицер, вы не можете приказывать аристократу из Семьи Ча расстаться с мечом. Я клянусь тенями предков, что мой клинок не покинет ножен без особого позволения Государя.
— Не припомню, чтобы вы добивались аудиенции, Господин Ча, — усмехается седой. — Сегодня вышла странная ночь, а день наступил просто невероятный…
— Господин Офицер, — продолжает Ар-Нель, еле справляясь с волнением, — я выполнял просьбу Официального Партнёра Государя. Вы считаете, что я мог отказаться?
Седой медлит. Я понимаю, о чём он думает: как знать, что будет через десять минут? Ра может стать Государыней, может быть убит, может быть обвинён в государственной измене… совершенно взаимоисключающие пункты!
А в приёмной выясняют отношения; я не разбираю слов, но слышу голос Ра — Принц на него не кричит, Принца почти не слышно. Я замечаю, что все прислушиваются — но ни гвардейцам, ни нам с Ар-Нелем не очевидно, чем там может кончиться.
Седой хмурится, прищуривает глаза, думает… наконец, делает вывод:
— Пройдите в гостиную.
Высокий мальчик с глазами дракона возвращает мне тесак, который я с некоторым облегчением забираю и цепляю к ремню. Нас провожают в уютный зал, расписанный по бледному шёлку лиловыми ирисами — не убирая пистолетов. Отсюда ничего не слышно; мне становится тревожно. Мы с Ар-Нелем входим, садимся на фигурно плетёную из каких-то упругих стеблей циновку — а напротив нас, у дверей, шагах в пяти-шести, останавливается парочка гвардейцев, и делает вид, что рассматривает кремни и вообще — проверяет оружие. Что сделаешь?
Ну, вообще-то, мы ни бежать, ни драться и не собирались. Не сговариваясь, делаем безмятежные мины.
— Господин Офицер, — говорит Ар-Нель, пытаясь держаться светского тона, — не будет ли излишне неучивым попросить чашку чок?
Седой шепчет пару слов бело-чёрно-красному лакею. Тот исчезает.
— Боишься, Ар-Нель? — спрашиваю я тихонько.
Он поднимает на меня глаза.
— Боюсь за Ра — и боюсь собственной беззащитности. Тюрьма страшнее смерти. Видишь ли, Ник, пока со мной меч Семьи Ча, я совершенно спокоен — но если его не будет…
— Хочешь остаться мужчиной? — спрашиваю я.
Ар-Нель досадливо морщится.
— Хочу остаться человеком. Вероятно, тебе это будет непросто понять… статус тела менее важен, право, чем статус души. Дело не в том, что с тобой произойдёт, Ник. Дело в том, как это случится. К примеру, шансы Ра победить равны нулю, ты и сам видишь; но ведь нам было необходимо прийти сюда, верно?
Я мотаю головой, оглядываюсь на наших конвоиров, спрашиваю шёпотом:
— То есть, ты считаешь, что Ра не справедливость восстанавливать пришёл?
— Он ещё очень юн, — говорит Ар-Нель в полный голос, пожимая плечами, — но он вовсе не дурачок. Я думаю, он вполне понимает, что его выбор — между смертью и метаморфозой.
У меня окончательно заходит ум за разум.
— Погоди, Ар-Нель, — говорю я. — Тогда какой во всём этом смысл вообще? Если Ра всё равно морально готов измениться и стать женой Принца…
Ар-Нель смотрит на меня со снисходительной жалостью.
— Может, ты и демон, Ник, — говорит он, усмехаясь, — но душой — плебей. Надеюсь, ты понимаешь, что смерть — это тоже выбор?
— Он мог и дома зарезаться, — возражаю я. — Это хорошо, по-твоему?
— Это был бы поступок отчаяния, — говорит Ар-Нель. У него есть особенный тон, вроде того, каким разговаривают с маленькими и отроду бестолковыми детьми — подчёркнутого горестного терпения; этот тон за две минуты выводит из себя почти любого нги-унг-лянца. Даже меня раздражает. — Быть убитым на поединке — особая смерть. Не просто смерть. Проявление любви, а не желания самоуничтожиться…
— Он притащился сюда, чтобы Принц мог его убить?!
— Сделай ударение не на "убить", а на "мог"… Мне страшно любопытно, откуда ты взялся, Ник. Иногда мне кажется, что ты свалился с неба…
Знал бы ты, насколько прав… и насколько я порой чувствую себя свалившимся с вашей маленькой зеленоватой луны — Ока Ночи…
Я уже собираюсь ответить, как вдруг до нашего уединённого приюта доносятся громкие восторженные вопли. В гостиную влетает взъерошенный лакей, сдирая с себя чёрно-красный шарф:
— Государь победил в поединке! Слава Государыне!
Суровые лица гвардейцев расцветают, они улыбаются нам.
— Слава Государыне! — радостно вопит мальчик с глазами дракона.
Второй гвардеец отвешивает нам поклон и сует мушкет в кобуру. Седой убийца в сопровождении толпы челядинцев вламывается в место нашего заточения:
— Уважаемый Господин Ча! — возглашает он со смущенной неумелой улыбкой. — Государыня изволила вас отметить. Она желала вас видеть, вас — и Господина Ника.
Ар-Нель встаёт и идёт сквозь толпу с непринуждённым видом, я следую за ним. Аристократы склоняют головы; на полу под ногами — чёрно-красные шарфы и ленты, их топчут, как мне кажется, слегка демонстративно.
В такой радостный день траур должен быть срочно закончен.
В королевской опочивальне — толпа. Два лакея поспешно застилают громадное ложе ярко-красным шёлком, а Принц держит Ра на руках — и Ра в таком же красном шёлке, в широком одеянии, вроде халата. Принц опускает Ра на ложе; у Ра — лицо бледное, губы искусаны, румянец пятнами и глаза светятся, но ни малейшей тени страха, стыда или хоть печали.
