всякого псионика. Следователь постучал в дверь кареты и та тут же распахнулась.
Винсент Смайл был одет точно так же, как и в первый раз, когда Фигаро его увидел: кремовое пальто с меховым воротником, светло-серые брюки, канареечная рубашка и полосатый галстук. Только вместо щегольских лаковых туфель Смайл надел валенки. Это были самые настоящие валенки — черные и ворсистые «вездеходы», в каких сейчас ходила половина Нижнего Тудыма. Фигаро подумал, сказать ли главжандарму о том, что в валенках он смотрится как журавль в лаптях, но передумал — было видно, что Смайл и так находится на грани нервного срыва. Поэтому он просто буркнул:
— Ну-с? Долго еще?
Начальник жандармерии достал из кармана часы и, откинув ногтем тонкую серебряную крышку, посмотрел на циферблат.
— Мой человек уже на телеграфе. Можно начинать.
— Повторим еще раз, — следователь сунул руки в карманы. — Я захожу внутрь. Если через пятнадцать минут я выйду из кафе один — давайте отмашку отправлять телеграмму в Орден. Если же мы с Вивальди выходим вместе, значит, на нем уже надеты вериги и он абсолютно безопасен. Тогда… В общем, дальше он Ваша забота.
— А если Вы не выйдете из кафе вообще?
— Такой вариант тоже возможен, — признал Фигаро. — Тогда отправляйте телеграмму. Сами ничего не предпринимайте. А то я Вас знаю…
— Но если дело дойдет до драки? Что если столкновения с Вивальди избежать не получится?
— И это тоже возможно. Если он вытащит из моей головы, что Вы поджидаете его снаружи — Вам несдобровать. Постарайтесь избежать открытого столкновения, но если не получится… Тогда запомните несколько правил: во-первых старайтесь чтобы расстояние между Вами и псиоником было как можно более большим. Думаю, что сажен тридцать — уже предельная для него дальность. Прятаться в укрытии не имеет смысла — он видит не глазами и легко достанет Вас даже за каретой. Идеально, конечно, было бы спрятаться за дюймовый стальной лист, но вряд ли Вы таскаете его с собой.
— Да уж как-то не завалялся в карманах.
— Если уж все-таки попадете под удар — не сопротивляйтесь. Наоборот — постарайтесь расслабиться. Попробуйте полностью заглушить мыслительный процесс. Да, я знаю, это невероятно сложно, но Вы, все-таки, попытайтесь. Например, испугайтесь до зеленых чертиков. Так испугайтесь, чтобы аж в штаны наложить. И ни в коем случае не планируйте своих действий ни на секунду вперед. Действуйте инстинктивно.
— Вас послушать — так это раз плюнуть. — Смайл нервно облизнул губы.
— Нет, что Вы. Это очень сложно. Но возможно, поверьте. Я слышал историю про одного монаха…
— Фигаро, — застонал жандарм, — идите к… монахам! Давайте покончим с этим поскорее. А то я чувствую, что моя храбрость сейчас, действительно, стечет в брюки.
— Хорошо, — следователь кивнул. Ну, удачи, жандарм!
— Удачи, следователь, — лицо Смайла было абсолютно серьезным. — Всем нам удачи.
Дверца кареты захлопнулась, и Фигаро снова остался в одиночестве.
Нет, разумеется, он знал, что Смайл внимательно следит за каждым его движением. Вот только легче на душе от этого, почему-то, не становилось. Фигаро почувствовал, как старые страхи опять выползли наружу и принялись грызть его мозг острыми зубками-иголочками.
Что если проклятый алхимик обманул?
В конце концов, Сальдо мог просто напортачить. В его возрасте и с его зрением трудно отличить вареного рака от дверной ручки, не говоря уже о том, чтобы различать тончайшие оттенки алхимических декоктов. Что если препарат просто-напросто не подействует?
Фигаро достал руку из кармана и разжал ладонь.
Вот и препарат. Совсем маленький флакончик — не больше грецкого ореха. Жидкость в нем была абсолютно прозрачной, но следователь знал, что если на флакон упадет луч света, то декокт заиграет глубокой темной синевой предгрозового неба.
Фигаро подбросил флакон на ладони. «Странно, — подумал он, — тяжелый, как ртуть…»
«Ты выжидаешь», — прошептал внутренний голос. — «Ждешь, пытаешься подготовиться, как ныряльщик на самой высокой вышке. Это глупо, это безумие… Пройдет еще минута и ты никогда не решишься».
Следователь проверил револьвер. Оружие было на месте — полностью заряженное. Блеснули золотые буквы на рукоятке: «Клянусь защищать людей».
Он вытащил пробку и вылил содержимое флакона в рот. Зажмурился. А когда через мгновение открыл глаза…
…Однажды, еще в бытность свою студентом-первокурсником, Фигаро попробовал на спор «Ведьмины слезки» — коктейль, в который входили почти все известные человечеству психомиметики. В целом, ему даже понравилось, если, конечно, так можно сказать о состоянии, когда мозг ведет себя, точно слепой воробей, вылетевший в грозовую ночь полетать над парком. Но один момент особенно ему запомнился: когда для того, чтобы немного прийти в себя, он вышел на парковую аллею и присел на скамейку. В этот момент окружающая реальность куда-то исчезла, оставив вокруг только много-много разных Фигаро — грустных, веселых, злых и добродушных. Длилось это «раздробленное» состояние недолго, но следователю хватило на всю жизнь.
То, что сотворила с Фигаро «Песнь Радуг» чем-то напоминало тот давний студенческий опыт. Не то чтобы с окружающим миром произошли какие-то серьезные изменения: цвета стали ярче, запахи — насыщенней, а вокруг предметов появилось бледное радужное гало.
Зато в голове у следователя творилось черт знает что. Сознание Фигаро превратилось в некое подобие гигантской спирали, по виткам которой были размазаны его мысли, а вокруг них тлели яркие огни — страхи, сомнения, опасения. На краю этой застывшей галактики ярко сияли огромные шаровые скопления, пылающие особенно яркими красками: желтое, как одуванчик, постоянное стремление вкусно поесть, розовая с темными прожилками ненависть к начальству и целый сонм огоньков поменьше — здоровое отвращение к работе, неуемная лень, застарелое чувство вины и прочие «стабильные центры личности», как называли их колдуны-психонавты.
Самым мерзким было то, что понять, где в этой круговерти переливающихся вспышек, собственно, сам Фигаро, было невозможно. Следователь напоминал сложный паро-заводной механизм, причем даже не сам механизм, а его чертеж, пришпиленный к чертежной доске некоего инженера. Вот только никакой доски и никакого инженера, на самом деле не было.
«Знаем, проходили», — мрачно подумал Фигаро. «Научный атеизм и его последствия — бога нет, человек — просто алхимическая лаборатория на соляной батарейке и все такое… Но какая же, все-таки, сволочь этот Сальдо! Как мне в таком состоянии собрать мозги в кучу?»
Тут следователь понял, что ему удалось сформулировать вполне законченную и логичную мысль. А как только он это понял, сразу стало ясно, что таким же образом можно
