Он кивнул в мою сторону, и я почувствовал, как от спины убрали острое.
— Пойдешь со мной, брат. Нечего тебе тут делать. И там тоже. Ее там нет.
«Ее там нет…» Слова врезались в сознание. Внутри похолодело.
Люди Борзого двинулись с места. Парни у костра смотрели на Антона, словно ждали чуда. Чуда не произошло.
Я поглядел на Просветленного. Он был спокоен. И легко кивнул, насколько позволяло приставленное к горлу лезвие. А дальше произошло…
Нет, не чудо. Просто мир вдруг взорвался, и все вокруг молниеносно переменилось.
С Борисом было всего шестеро. Диких, вооруженных чем попало. Их было меньше, но на их стороне была неожиданность, сила и наглость.
И все это сломалось в мгновение ока.
Разбилось, когда стало ясно, что никакой неожиданности в их появлении нет. А сила…
Двое парней у костра поднялись в рост, в руках невесть откуда возникли автоматы. Два потрепанных, но вычищенных и приведенных в порядок милицейских калаша.
«У нас есть оружие», — говорил мне Антон.
«Здесь пустые дома, — объяснял он еще тогда, на Садовом. — Пустые дома, но вещи сохранились».
Вещи сохранились, а дома пустые. Пустые магазины, пустые салоны, пустые рестораны, пустые милицейские участки и опорные пункты. А вещи сохранились…
Все это пронеслось в голове за долю секунды. Парни вскинули автоматы.
И они не пугали демонстрацией оружия, они…
Треснула очередь.
Следом вторая.
Вышедшая из дворовых джунглей свора уже на полпути к костру споткнулась, сломалась, не ожидая такого расклада.
Все смешалось.
Взвизгнула, зажав уши руками, Марта.
Заметались люди Борзого.
Кто-то швырнул топором в сторону костра, но промахнулся…
Потом…
Потом мир сузился до близлежащего пятачка. Как Антон умудрился вывернуться из захвата Бориса, я не видел. Возможно, знал какие-то хитрые приемы, возможно Борис растерялся, не ожидая столкнуться с автоматным огнем. Хотя, в последнее я не верил.
Выпавший из рук Борзого клинок ударился рукоятью о мою больную ногу и отлетел в сторону. Именно на этот удар я и обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть заваливающегося на спину Бориса.
Падая, он отпихнул меня. Я не удержал равновесия, отлетел к дереву.
Борзый крутанулся, пытаясь ухватить Антона за ногу, но не успел, и тот с силой ударил его носком ботинка под ребра.
Все слилось. Звуки, запахи, образы…
Грохотали выстрелы.
Несло гарью.
Метались, падали люди.
Оборвался на высокой ноте крик Марты… Она смотрела по сторонам полными ужаса глазами.
Кто-то с хрипом повалился на землю, зажимая разорванное очередью брюхо. Чуть поодаль сцепились два мужика. В одном из них я узнал охрангела.
Выхватив откуда-то небольшой нож, Борис пытался подняться на ноги.
Почти, почти удалось…
Он бросился на Антона, но получил резкий удар, отлетел, повалился на землю.
«Они не причинят вреда. Они никому не причинят вреда», — метнулось в голове.
Антон жестоко ударил ногой упавшего Бориса. Взгляд того зацепился за валяющееся неподалеку мачете. Взгляд рванулся за клинком… только взгляд. Очередной пинок перевернул Борзого на спину. Ботинок Антона опустился ему на горло, припечатал к земле.
Треснула финальная очередь.
Всхлипнул, затихая, последний из нападавших.
Все было кончено. Вот так. Неожиданно, быстро и страшно. Борис лежал на асфальте, мачете отлетело в сторону шагов на пять. Дотянуться до него Борзый не смог бы, даже если б захотел. Над ним возвышался Антон, наступив на горло. Каблук Просветленного давил Борису на кадык.
Бородатый был спокоен и безмятежен. Лицо Бориса искажала боль.
Один из парней Антона возник рядом. В лоб Борзому уставилось дуло автомата. Просветленный вскинул руку, останавливая, посмотрел на меня.
— Он действительно твой брат? — голос его звучал все так же спокойно и невозмутимо. Почему-то это злило.
Я кивнул. Сделал шаг к Борису.
Антон убрал ногу. Борзый перекатился на бок и надсадно закашлялся. Растер ладонью горло.
Зверь. Дикий, злой. Загнанный в угол, но все еще опасный. Почему он стал таким? Что он видел там, откуда пришел? Там, куда иду я?
— Почему? — прошептал я.
Борис ощерился и расхохотался. Закашлялся. Так и дохал еще какое-то время, чередуя смех с кашлем.
— Ты там не был, брат. А я был.
— На Арбате?
— И еще дальше. Там ад кромешный. После того, что было там, мне уже все равно. Если бы ты видел, ты бы понял… Ты еще поймешь.
Он снова прокашлялся и начал медленно вставать на ноги. Парень с автоматом напрягся. Тихо щелкнул предохранитель.
— Подожди, — остановил его Антон.
Борис тяжело поднялся. Его шатало. На направленный в живот автомат он смотрел с кривой ухмылкой. Ему в самом деле было все равно. И для него не существовало больше никаких ограничений.
Я мог бы просить Антона отпустить его. Наверное, тот даже согласился бы. И Борис, возможно, смог бы уйти, не сделав глупости. Но везде, где бы он появился после, случалась бы беда. Потому что ему было все равно. Потому что больше не было ограничений для того, кто когда-то был моим братом. Не было морали, не было закона, не было заповедей. Ничего не было, кроме сиюминутных целей, для достижения которых все средства оказывались хороши. Любые средства.
Он пошел бы дальше. Наверное, когда-нибудь он нашел бы смерть, потому что искал ее и потому, что смерти он больше не боялся. Не было для него теперь страха смерти.
Сколько он еще убьет и покалечит, прежде чем найдется кто-то, кто сможет его остановить?
Я посмотрел на Антона. Тот сверлил меня взглядом и ждал. Чего? Моего решения? Разрешения? Лицензии на отстрел собственного брата?
Он ждал, когда я скажу что-то. А я не мог ничего сказать. Не мог сказать «нет», потому что это был мой брат. Не мог сказать «да», потому что…
А он смотрел на меня и ждал…
Ждал.
Ждал!
Я бессильно закрыл глаза. Мир погрузился во тьму. В ушах зазвенела тишина.
— Не здесь, — разорвал эту свистящую тишину голос Антона.
Лязгнуло. Послышались шаги. Зазвучали метрономом, стали удаляться.
Я открыл глаза.
Борис, пошатываясь, шел вдоль дома. Следом твердо вышагивал парень с автоматом. Ствол смотрел в спину Борзого. И каждый его шаг отдавался у меня в груди болью. И не было сил остановить это.
Если бы Борис обернулся. Если бы он только посмотрел на меня…
Но он не обернулся и не посмотрел.
Еще несколько шагов, и мой брат под дулом автомата скрылся за углом дома.
Навсегда.
— Авель, — проговорил спокойный вкрадчивый голос в самое ухо, в самую душу, — зачем ты убил брата Каина твоего?
