Это было не просто упреком. Это было обвинение нам, дворянам, в бездействии и пренебрежении интересами Государства и Престола. Путилов — дворянин в первом поколении, я — потомственный дворянин, но это обвинение в равной степени тяжело для нас обоих.
Для Путилова — обычным было бы сказать «работа ведется», в принципе так говорит любой чиновник, который делает какую-то работу, тратит казенные деньги, а результата пока что не видно. По моим расчетам Путилов был в фаворе, но он не осмелился это сказать. И правильно — потому что такие слова — признание в собственном бессилии.
— Итак, господа, полагаю я вывел вас из конспирологического угара? В таком случае, я готов выслушать ваши предложения по ситуации, реально угрожающей России.
Путилов не осмелился посмотреть на меня — потому что в таком случае он бы себя унизил и еще раз расписался в собственном бессилии и в том, что я, как профессионал — выше его. Но он молчал, и я знал, что он ждет моего слова.
— Ситуация с исламским терроризмом — сказал я — и нашей борьбой с ним напоминает мне охоту машины на комара. Конечно, если машину разогнать сильно, и если комар окажется в это время над дорогой, на нужной высоте, его просто размажет по радиаторной решетке или лобовому стеклу. Но чаще всего — комару удается увернуться. А вот мы — тратим изрядное количество бензина, вынуждены часто ремонтировать машину, и рискуем кого-то сбить при резком маневре и превышении скорости. Ласточка, подвижная, умная и быстрая — расправится с комаром в два счета, потому что это ее пища. При этом все, что ей потребуется — это пара взмахов крыла.
Николай снова забарабанил пальцами по столу, давая понять, что раздражен и ждет конкретики.
— В девяносто втором году нашей группе удалось расправиться с опаснейшим террористом того времени по имени Осама Бен Ладен, причем мы вышли на его след и уничтожили меньше чем за месяц… да что там за месяц — за пару недель. Это была наша пища, точно так же, как пища ласточки — комары. Мы делали то, что считали нужным, никого не ставили в известность о своих планах и имели поддержку. Полагаю, что в этом случае следует поступить так же. Небольшая группа профессионалов, не привязанная ни к каким бюрократическим структурам, не отчитывающаяся ни перед кем, при необходимости преступающая закон — потому что генерал Тимур и его люли преступают его вольно и при любой возможности. Плюс поддержка — опытная группа спецназначения, мобильная, расположенная на передовой базе или на авианосце. Собственный транспорт, чтобы ни у кого не простить и средства разведки. На этом — полагаю, все.
— Да, полагаю всё — сказал Николай Третий — и полагаю, что вы, сударь, сумеете сформировать такую группу.
— Да, безусловно.
— Тогда — я жду письменного вхождения на мое имя. Что нужно, в каком объеме, когда. Мне надоело слышать про терроризм, это то, что мешает нам двигаться дальше. Я все сказал, господа…
Мы с Путиловым встали. Николай пошел к двери, махнул рукой, приказывая Путилову следовать за ним. У самой двери остановился.
— Две вещи. Первая — вы, князь, можете оставаться в этом доме столько, сколько сочтете нужным. Вторая — вы, господин Путилов, выделите группу толковых людей, чтобы проверить подозрения князя Воронцова. Лучше всего — пусть этим займется контрразведка МВД, а вы проверьте людей, которые будут этим заниматься. Обвинения, выдвинутые князем Воронцовым чрезвычайно серьезны, это обвинения в заговоре и государственной измене. Мы не можем пренебрегать такими сигналами, и обязаны сделать все для безопасности России…
Несмотря на то, что Николай позволил мне оставаться в Ливадии — я решил выехать отсюда на следующий же день. Пару дней я решил провести в Воронцовском дворце в Одессе, а дальше — вероятно надо будет посетить Санкт Петербург и направляться на Ближний Восток. Или — в Афганистан, возможно даже в Белуджистан, в Карачи.
До Одессы я доехал быстро и не без лихости — экипаж баварских моторных заводов, пусть и несколько устаревший это позволял. Сворачивая во двор своего дворца, я заметил стоящие у парадного машины. Это еще кого принесло…
Машин было три. Все три — бронированные Интеры, часто встречающиеся на Востоке у нефтяников и газовиков. Такими же машинами пользуются спецслужбы — им не приходится отчитываться за расход топлива.
Подошел к первому же «бодигарду», прикрепленному, стоящему на ступенях. Интересно — кто их вообще пустил сюда.
— Чем обязан?
— Ваше Высокопревосходительство?
— Собственной персоной. Чем обязан?
— Вас ждут, Ваше Высокопревосходительство. В доме, в гостиной. Дама.
Ксения… Вот только ее тут и не хватало…
— Их Высочество?
— Не могу, Ваше Высокопревосходительство, извините.
Хотя… странная для Ксении манера визита, она предпочитает принимать гостей, а не наносить визиты. И странный кортеж… она почему-то с небрежением относится к армии, к безопасности, вообще ко всему к этому. В ее понимании это что-то вроде игры… детский сад, только автоматы настоящие. Они считает, что любого противника можно перехитрить, переинтриговать, подавить морально и разорить.
Машинально пригладив волосы, вошел в гостиную — это скорее не гостиная, это холл, как в петербургских домах, по этикету в отсутствие хозяина дома гостю или гостье вполне позволяется переждать здесь. Уже не такая молодая, но все еще потрясающе красивая женщина в строгом сером костюме от Дреколла, поставщика двора Габсбургов, с бриллиантовым шифром фрейлины Двора отвернулась от окна, у которого она стояла…
Юлия…
Я ненавидел… не ее, себя — потому что когда я ее видел, я терял над собой контроль. Это и в самом деле так… не для красного слова сказано. Говоришь… и вдруг понимаешь, что не думаешь, что говоришь. Делаешь… и вдруг понимаешь, что не думаешь, что делаешь. С Ксенией, матерью моего сына была подростковая интрижка, переросшая во что-то большее и закончившееся ребенком… да и неумеренное желание Ксении контролировать и интриговать… она до сих пор помнила и навещала меня… даже в госпитале навещала только для того, чтобы проверить — не порвался ли еще поводок. А вот с Юлией было другое… то, что я описал.
— У тебя интересная машина… — сказала она — редкая. Откуда она?
Машина у меня и впрямь была интересной и редкой. Вряд ли в Крыму была еще одна такая, а может — и в Империи. Коллекционный экземпляр, спецзаказ. Олдсмобайл 98 Ридженси Брогэм, модель восемьдесят второго года, черный металлик с хромом, в максимальной комплектации с обтянутой кожей верхом, с декоративными спицами на колесах и покрышками с белой боковиной, с заказным кожаным салоном вместо тканевого, с дополнительными хромированными деталями. Это от отца… отец был американофилом, имел друзей среди американцев и заказал эту машину. Но поездить на ней не успел: когда она прибыла в Крым — отца и мать взорвали в Багдаде. Террористы. А может — и не террористы. Я не верю официальной версии и кто это сделал — обязательно дознаюсь. А потом — расквитаюсь…
