— Мой яд может обернуться и лекарством, — буркнул Антон Зигфельду, но Оявка приняла реплику на свой счет.
— Это ваше модное изобретение! — радуясь, что ее не послали подальше, защебетала медсестра, пока в дугу осточертевшие големы (эй, командиры, не надоело тиражировать одни и те же рожи?) вносили в кабинет ведро со свежей порцией тюльпанов сорта «Исида», естественно, безупречно черных. — А вы сами-то верите, что ваш яд будет действовать на кого угодно? Ой, какой симпатичный череп. Точно такой же украшает стол в кабинете доктора Штагеля. Герр Штагель никому не разрешает вытирать с него пыль — не с доктора, а с черепа.
Петров понял, почему герр Штагель вел себя с ведьмочкой так строго — действительно, круглая дурочка. И все-таки, она или не она устроила ночное приключение? Напялив тесноватый костюм, Антон все равно не стал похож на бандитствующего братка из старых анекдотов. Поневоле оглянулся на череп — череп как череп, человеческий, лакированный, кажется, вчера его здесь не было.
— От черепа я бы посоветовал избавиться, — на клыкастую рожу отставного антииеромонаха набежала тень нелестных воспоминаний. — Голову даю на отсечение, это подслушивающее устройство.
— А если ваша отрава распространяется воздушно-капельным путем, вы сами не боитесь нечаянно отравиться? — непоседливая болтушка торжественно протянула Петрову весьма представительское скрипучее портмоне из кожи с чешуйчатым рисунком.
Загляденье, а не портмоне, с таким и банкиру не стыдно тряхнуть ассигнациями где-нибудь в пятизвездочном отеле.
— Что грозит позвоночнику, который уже лишился головы? — под нос пробурчал Антон и раскрыл подношение. Наивный, Антон полагал, что в чешуйчатом лопатнике хранится аванс благородного зеленого цвета. Увы, портмоне было пусто, только под пленкой ждала своего часа фотография Гребахи Чучина.
— Прямая связь на экстренный случай, — игриво хлопнула ресницами ведьмочка, — в случае необходимости открываете на портрете нашего верховного шефа и говорите, глядя глаза в глаза, — с придыханием ворковали пухленькие губки в жанре «сексапил». — Если контакт с первой попытки не заладится, закройте бумажник и снова откройте. — Сестричка повела бедром так, чтоб полы халатика перестали быть преградой для наблюдателя. — Еще мне велели передать, что все ваши вчерашние условия приняты, так что работайте в свое удовольствие. — Слова эти были произнесены с таким подобострастием насчет того, чей портрет прятался внутри чешуйчатой кожи, что Петрову окончательно перехотелось вручную проверять загадку визита таинственной дамы. — Големам убрать из ванной труп?
— Не стоит утруждаться, тело пригодится мне в опытах, — кисло соврал Антон, не желающий видеть неотвязных серых товарищей ни одной лишней секунды. Тесный «Адидас» инквизиторски резал под мышками и впивался резинкой в печень.
— Если вам что-то потребуется для опытов, скажите мне. Если вам потребуется ассистентка, приказывайте мне. Если вам...
— Спасибо, все свободны, — оборвал щебет ведьмочки Петров, гримасой пытаясь изобразить, что не очень обидится, если вслед за красоткой его в покое оставит и тень вампира.
Но Эрнст фон Зигфельд посчитал полезным для себя не понять столь тонкий намек.
* * *
Ой как пригодились реторты и колбы с кристаллическим и жидким содержимым — половину необходимых ингредиентов не пришлось купоросить сызнова. Очень выручила последняя модель перегонного куба от известной швейцарской фирмы, набиравшая температуру быстрее, чем спринтер отмахивает стометровку. А вот сушившиеся под потолком шишкастые корни и душистые веники остролистых трав, вульгарный хрустальный шар и заспиртованные в трехлитровых банках несимпатичные земноводные остались не у дел.
Мистической особенностью изобретения было то, что Антон напрочь не помнил ни формулу, ни процесс, не будь под рукой шпаргалки-сторублевки с кодом «Ни-Маат-Ра-Па-Да-Ист», фиг бы у Петрова что выгорело.
И вот ворчащее пламя растопило ноздреватые осколки металлов, будто припойный лед, и довело до манной кондиции субстраты. Закурлыкали и отрыгнули бурой вонючей пеной тигли, медные провода закорчились от молниеносных рейдов электронов. И на дне самой важной колбы запузырились первые капли гнойно-черно-зеленой жидкости. Склонившийся над архитектурно мудреным фестивалем из стеклянных пузырей и спиралевидных трубок Петров слишком вольготно вильнул задом.
— Так его и перетак!!! — некультурно выразился Антон, глядя на обломки черепа, нечаянно уроненного в пылу работы, — Бес с ним, — почесав на лбу место, где чаще всего выскакивают прыщи, наконец, решил он вслух. — Если надо, пусть вычтут из премиальных.
— У тебя не будет ни премиальных, ни ритуальных, — заворчал путавшийся под ногами Зигфельд, — но с черепом ты поступил правильно. Чему-то я тебя научил.
— Как ты мне надоел, — вздохнул ботаник. Ухватив щипцами градуированную колбу, экспериментатор бережно опустил хрупкое стекло в ванну с отмокавшим мертвецом до предпоследнего деления, так, чтобы талая вода не плеснулась внутрь и не смешалась с содержимым. — Нервных прошу удалиться.
— Тебя даже хоронить с почетом никто не собирается. Как только ты уступишь врагам свое изобретение, наивного ботаника принесут в жертву для перебазирования цитадели на более безопасную площадку. Поверь, я тебе последний друг в этом омуте, и хоть раз послушай моего совета. Еще не поздно попытаться бежать! Все, что обещал Гребаха Чучин, ты сполна получишь в волхв-дивизионе!!! Ты же — русский, неужели ты хочешь помочь китаезам и европщикам опустить Россию по уши?!
Услышанное не могло не задеть, но у Антона присутствовала более насущная цель, чем поиск работодателя. Пока есть лаборатория и вероятность получить сыворотку жизни для Настеньки, все иные занозы — побоку. Но Зигфельд так и будет патриотически зудеть недодавленным комаром, призрак достал увлеченного химическим круговоротом субстанций Антоху. Когда-нибудь оставят Петрова в покое?
— Ты меня почти убедил, — задумчиво процедил Антон, пряча коварную ухмылку: он придумал, как сделать ликвидированного вампира полезным, — только я сперва проведу один простенький эксперимент, — и Петров с размаху плеснул малахитовой жижей на тень призрака.
Вонь поднялась такая, что в глазах не только зарезало, а и зарябило.
— Дурак, она же еще не остыла! — взвизгнул Эрнст и прикусил язык.
До обоих дошло, что призрак имел невероятную для бестелесной сущности честь почувствовать боль ожога. И что дальше? Оба уставились на покрасневшую ладонь бывшего антииеромонаха. Всего запаса субстанции как раз и хватило, чтоб теперь остаток стекал по двум пальцам.
