– Первого здесь, – чеченец использовал лазерную указку, чтобы показать место, – вот здесь. Самое главное, когда хлынет толпа, надо оказаться у машины. Второго – здесь, третьего – здесь. Надо понимать толпу, не пытайтесь противостоять ей, это все равно что плыть по горной реке против течения.
– Давайте посмотрим записи… – сказал Гиви.
Записи у них были – движение толпы после намаза изучалось не один раз, снималось с беспилотника-невидимки, пролетавшего над Пешаваром. Ничто, не единая мелочь не оставались без внимания.
Утро 10 июля 2016 года
Пешавар, Британская Индия
Мечеть Мохаббат-хан
Джума!
Для мусульман это слово значит больше, чем прозаическое «пятница», день календаря, это можно сравнить только со священным «шаббатом» у евреев или «соботой» для поляков. Это день единства, день, когда все могут почувствовать себя частью целого, неизмеримо большего, чем сумма отдельных частей. Наученные горьким опытом англичане знали, что с джумы начинаются все мятежи, и потому в последний день перед выходными всегда приводили части в боевую готовность.
К этому дню начинают готовиться с четверга, четверг – по-арабски «хамис», на фарси и дари «панджшанба» – тоже считается необычным днем в мусульманском календаре. Четверг – это конец недели, конец трудов, чаще всего тяжких. В семьях, которые живут небогато, только по четвергам позволяют себе мясные блюда, в четверг любая хозяйка пересмотрит свои припасы и поставит греться казан. Муж, скорее всего, в ночь с четверга на пятницу придет к жене на женскую половину – ночь с четверга на пятницу мусульмане считают лучшим временем для зачатья. Ну, а утром, надев все новое, мужчины стекаются на пятничный намаз к мечетям…
В мусульманском мире есть одна особенность, которая делает его достаточно уязвимым и неспособным вести длительную тайную войну. Если в англо-саксонском мире простор для заговоров велик, многие короли и оказывались на плахе и восходили на трон в результате заговоров, то мусульманский мир во многом открыт. Образцом для подражаний является Пророк Мухаммед (Салаху алейхи уассалам), который вел открытую войну и одерживал в ней победы. На Востоке ценится сила конкретного лидера, его способности как мужчины и воина, а не дело, за которое он выступает, – на Востоке всегда идут за конкретным человеком, а не за идеологией. Потому на Востоке лидер должен хотя бы тайно, но показываться среди своих, играть со своим врагом, бросать ему вызов, иначе рано или поздно к нему потеряют уважение[70]. Лидер не должен бояться смерти – это очень важно, тем самым он подтверждает изложенную в Коране максиму: «Никоим образом не считай павшими тех, кто пал на пути Джихада. Нет, они живы». Павшие тоже играли на пользу общему делу. Взорванные, расстрелянные, повешенные, они продолжали сражаться и звать к джихаду с экранов мобильных телефонов и наладонников, по переписанным проповедям и фетвам…
Мечеть Мохаббат-Хан была одним из великолепных памятников исламской архитектуры индостанского субконтинента. Неспособные нормально наладить собственный быт, темные, гадящие прямо на улице мусульмане индостанского субконтинента долгими годами строили, отделывали, украшали искусной резьбой мечети и медресе. Словно здесь, в пятницу, в общении с Аллахом они могли насладиться прекрасным: прихотливой вязью стен, сложным рисунком изразцов, причудливо гуляющим под куполом мечети эхом. Здесь все были равны, и все были едины. И тот, кто приезжал сюда на собственном «Даймлер Бенце», и тот, кто не знал, чем завтра накормит собственных детей, – здесь все были рабами Аллаха. И все обращались к нему с одним…
Люди начали стекаться к мечети еще потемну. Встречались, радовались друг другу, занимали лучшие места. С восходом солнца с минарета пополз, растекаясь по городу, азан, сменяясь следующей за ним икамой – и правоверные встали на намаз…
Аллаху акбару, Аллаху акбару,
Аллаху акбару, Аллаху акбару
Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху,
Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху
Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,
Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,
Хаййя алас-саляти, Хаййя алас-саляти
Хаййя алаль-фаляхи, Хаййя алаль-фаляхи
Кад камат ас-саляту, Кад камат ас-саляту
Аллаху акбару, Аллаху акбару.
Ля иляха илля-л-Лаху.
Джихад хорош тем, что тот, кто встал на джихад во имя Аллаха, тот может не совершать никаких других ибадатов, ибо джихад является лучшим среди ибадатов, и его более чем достаточно для того, чтобы попасть в рай. Сказано, что муджахеддин будет вознагражден даже за шаги его лошади и попадет в положенный ему рай, даже если умрет не от пули неверных, а от болезни или упав с коня и свернув шею. Это позволило людям, собравшимся в одном из внутренних помещений мечети, не стоять вместе со всеми на намазе, воздавая должное Аллаху и посланнику его, а обсуждать вещи, которые никак нельзя было назвать праведными…
– Наши друзья передали нам спутниковые снимки целей в Ташкенте, – сказал один из присутствовавших на совещании, пожилой человек с блестящими, как у наркомана, глазами, – русисты должны помнить, что все это не их земля, это земля Маверраннахр[71], исламского государства, в котором живут по законам шариата и не боятся никого, кроме Аллаха. Мы должны напомнить русистам о том, что такое смерть.
Снимки пошли по рукам.
– Это аэродром, – сказал один из боевиков, – там должны быть емкости с топливом. Для самолетов нужно топливо. Надо их взорвать…
– Иншалла взорвем… – сказал второй боевик…
– Братья… – сказал третий боевик, самый молодой из всех, – зачем нападать на воинские части русистов, ведь там много охраны. Я знаю, что русисты отдают детей в школы вместо медресе. Там их учат хараму, а не шариату Аллаха! Надо взорвать одну или две школы, вот тогда русисты поймут, что такое смерть…
– Я против… – сказал четвертый, – ты неправильно говоришь, брат Хамза. Мы должны вести джихад против неверных, а не против их детей. Это харам, а хараму нет места в джихаде. Если мы сделаем такое, местные мусульмане, сейчас погрязшие в куфре и ширке, возмутятся против нас, а не против русистов, держащих их в неверии и рассеянии. И тогда мы никогда не построим Иттихад Аллах[72] на землях русистов.
– Ты слишком много учился, брат Али, потому так говоришь, – ответил Хамза, – шариат разрешает убивать всех, кто не верит в Аллаха. Эти дети вырастут и станут неверными и будут убивать нас. Не лучше ли убить их, пока они не могут убивать нас?
– Так ты примешь грех перед Аллахом, который не смыть даже джихадом!
Шейх Хасан поднял руку и все замолчали.
– Ты не прав, Хамза… – сказал он. – Шариат говорит о том, что при ночном штурме города неверных разрешено убивать женщин и детей, но только тогда, когда их невозможно отделить от взрослых мужчин. Разрешено убивать и тех, кто оказывает сопротивление мусульманам, но дети никак не могут входить в это число. Совершив умышленное убийство детей, мы прогневаем Аллаха, и он откажет нам в милости своей…
– Аллаху акбар.
На самом деле опасения Шейха были еще и в другом. Он давно и плотно работал на англичан, а англичане были гениями дозировки. И отлично понимали, что убийство военных русские воспримут как акт тайной войны, а убийство детей в школе – как прямой вызов. И последствия могут быть очень и очень различными…
Кроме того, англичане были заинтересованы в ослаблении русской армии и ее боеспособности на этом направлении, и за то платили деньги и давали оружие, а не в гибели детей и озверении русских.
– Теперь что касается денег. Брат Али, расскажи…
Брат Али занимался деньгами, потому что был самым образованным из них, он закончил колледж. Тот же Хамза, например, умел читать, но с трудом.
– В казне на сегодняшний день один миллион четыреста пятьдесят тысяч фунтов, поступления увеличились на двадцать три процента по сравнению с прошлым годом. Этого достаточно для того, чтобы сделать то, что мы задумали, инша Аллах.
– Кто-то не заплатил?
Казна пополнялась примитивным и действенным способом. Все правоверные должны были платить закят на нужды мусульманской общины, уммы. Все неверные должны были платить джизью, налог с немусульман, предписанный Кораном. Собирали «налоги» те же боевики, которые устраивали теракты, – об этом все знали, и это было более действенно, чем государственные фискальные службы. Если тот, к кому приходили за закятом, возмущался и говорил, что он платит налоги, ему говорили, что он не должен платить налоги, потому что налоги устанавливает тагут, собирая неположенное с мусульман, а они борются против этого. И если человек не хочет платить налоги, он должен помогать тем, кто вышел на путь Аллаха. А если человек говорил, что он уже заплатил закят, ему говорили, что этот закят недействительный, потому что идет не на нужды мусульман, сражающихся на джихаде, а на нужды духовенства, продавшегося неверным и погрязшего в ширке, потому закят надо будет заплатить еще раз, правильно, и платить отныне только им. Купцы в Пешаваре к этому уже привыкли, а вот купцы в Джелалабаде успели привыкнуть к русским порядкам, когда в ответ на предложение кому-то что-то заплатить, помимо положенного, ты просто говоришь русским, и они разбираются с этим. От этого в купеческой среде и в среде тех, кто кормился с торговли, уже шло брожение, и многие выступали за то, чтобы прогнать из Джелалабада чужих, пришедших с Востока, и жить, как сами считают нужным…
