— А я-то хотел предложить тебе искупаться, — рассмеялся он немного натянуто.
Встреча из неофициальной грозила перерасти в не понять что.
— Мы вечером искупаемся, — вежливо отказался я. — У эйнитов. Если он, — я кивнул на наследника, — плавать умеет.
Судя по вспышке негативных эмоций, наследник покраснел бы, не будь он уже краснючий от быстрого бега.
— Тогда прошу немного передохнуть. — Драгое указал на беседку. — Чай? Йилан?
— Йилан. — Я уселся на белую каменную скамейку, отделанную для мягкости белоснежной пенорезиной, и усадил рядом наследника. — Хотел покопаться в архиве, а твои люди меня куда-то послали. Может, пустишь в обход?
Драгое сделал вид, что где-то в вышине пролетает сейчас интересная птичка — отвёл глаза, не желая встречаться со мной взглядом.
— Лендслер приказал не пускать никого. И подчеркнул, что исключений не будет. Тебе вообще зачем?
— Хотел взять сборник Рогарда и что-нибудь по истории. Я ж там уже был, ты же знаешь.
— Знаю. — Драгое попытался изобразить на лице максимально вежливый отказ. — Но как раз про тебя он особо предупредил. И просил тебе передать, чтобы ответ ты искал сам, не в архиве. Потому я тебя и караулю на грунте. Побоялся, что если этот вопрос на кого-то из подчинённых оставлю — ты же вместе с архивом снесёшь.
Что-то звякнуло, и я обернулся на звук.
По каменной лестнице из соседнего двора, который был чуть выше и нависал над нами ступенькой, в наш двор спускался высокий рыжий мужчина с острыми голубыми глазами. Такими запоминающимися на смуглом, чуть зеленоватом лице, что я сразу узнал его.
— Это Рюк, знакомься, — представил гостя Драгое. — Мы тут стоим рядом, не ссоримся. Делить нам нечего…
Я уже понял, что это за Рюк.
Скандальный глава торгового флота Содружества Рюк Хилинг внешность имел настолько непривычную — не спутаешь. Может, у него алайцы в роду были? Хотя генетики говорят, что мы не скрещиваемся, но всё-таки…
Разодет вражеский капитан был в экзотских традициях: кожа и кружева. И кожа, судя по раскраске, была алайская.
Ну да, алайцы нас едят, а мы пускаем их толстую шкуру на плащи и куртки. И очень ценим её непробиваемость — даже плазмой в упор надо шарахнуть, чтобы сделать в плаще из алайца дыру.
— Пока мы здес-сь, в архив не пройдёт никто, — сказал он, протягивая мне руку для пожатия.
Вроде, имперский жест, но такой плавный и с подвывертом кисти, словно боевой захват.
Я понял, что Рюк пришёл подстраховать Драгое.
Меня опасался? Ой, я стра-ашный, аж сбежались все, понимаешь.
— Мне бы ещё хотелось знать, почему? — давить я на капитанов не хотел, но ситуация цепляла. Надо же, вдвоём тут меня караулят.
— Причиннос-сть? — Рюк уставился на наследника. — У вас тоже имеютс-ся неожиданные ходы. Я и не надеялся встретить вас в подобной компании.
По-имперски он говорил с акцентом, может, и слова путал? Почему «не надеялся»?
— Плохо понимаю, о чём ты, Рюк, — усмехнулся Драгое. — Но на всякий случай предупреждаю… — Он смерил взглядом сначала экзотского капитана, потом меня. — Вашими игрушками меня не возьмёшь. Я иммунен к психическому насилию.
Я тоже посмотрел на обоих капитанов оценивающе: «Ну, это ты думаешь, что иммунен, а я совсем невосприимчивых — тоже ещё не видел. Тут весь вопрос, с какой силой будут давить».
Рюк, как более чуткий, оценил весомость угрозы и попятился.
Психически и физически я был сильнее их обоих, вооружён, да и домагнитка тоже сколько-то выдержит.
Реальным препятствием было слово Дьюпа. Не верить Драгое оснований у меня не имелось. Его репутация стоила больше, чем его крейсер.
Я кивнул на столик:
— Поить-то будете? Йилана со льдом или хотя бы минералки? А то жарко сегодня.
Рюк шумно выдохнул, расслабляясь.
— Можно и йилана, — согласился он. — Или покрепче чего?
— А сборник Рогарда, если ты хотел, у меня есть, — Драгое щёлкнул по браслету, вызывая дежурного. И сказал извиняющимся тоном: — Я бы тебя пустил, если бы лендслер лично не сделал этот акцент. Я не знаю, зачем ему это.
— А я вижу узел, — сказал Рюк, усаживаясь на одну из белых скамеек беседки и закидывая ногу на ногу. — Большой тяжёлый узел. И он мерцает.
— А что это значит? — не понял я.
Эберхард скривил губы, подозревая меня в самом махровом невежестве.
— Значит, что ты думаешь, ищешь решение, — пояснил Рюк. — И от него с-сейчас очень много зависит. Архив мог бы тебе помочь, но ваш командующий пос-считал, что это будет тебе только мешать. Даст ложный путь, ложные надежды.
У меня на браслете замигал анонимный сигнал, и Рюк поднял указательный палец, показывая, что стучится он.
Я принял сообщение и определил его вручную — представители Содружества в имперской базе данных представлены не были.
«Я буду очень невежлив, если предложу вашему спутнику помыться и переодеться? — писал Рюк Хилинг. — Наверное, он в стеснённых обстоятельствах или временно удалился от своего гардероба?»
Я посмотрел на Эберхарда. Длинные русые волосы действительно давно нуждались в мытье, а про обвисшие кружева и говорить нечего.
— Тут есть одна проблема, — сказал я вслух. — Он на людей бросается. Не могу вас поставить в столь затруднительное… — я завяз в куртуазности, забыв, как формулируются подобные фразы.
— Ну, это-то как рас-з легко решаемо, — расплылся в улыбке Рюк.
Он щёлкнул по браслету, коротко что-то кому-то сообщив по-алайски, и взял со стола бутылку неведомого мне спиртного.
— Может, по 50 граммов? С-солнце ещё высоко для вечернего аперитива перед ужином, но мне хотелось бы с-сгладить первое впечатление. Я огорчён, что мы вот так не очень весело познакомились. Давно хотел на вас посмотреть поближе, но с-судьба разрешила не всё.
— А если на ты? — спросил я.
— Тогда нам тем более надо выпить.
По каменной лесенке в наш двор из верхнего двора, где квартировал Рюк, спустились два разряженных алайских боевика. Тут им был не корабль, и они расслабились.
Длинные камзолы, браслеты, набранные из вражьих зубов. На длинных воротниках — десятки платиновых колечек, так они отмечают свои победы. Внушительной длины костяные прибамбасы, изображающие половые органы, волочились за ними по ступенькам.
Вот алайцы как раз иммунны к обычному психическому насилию. Тут Рюк был прав — сопроводят и присмотрят идеально.
Иммунитет, конечно, абсолютным не бывает, но чтобы психически выпотрошить алайца — и обучение нужно иметь специальное. Ну, или мозговой имплантат, что строжайше запрещено после хаттской войны. С имплантатов и началась та часть истории человечества, что разделила людей на механизированных ублюдков и живое мясо, не имеющее права мычать.
Повезло, что «мясом» были и такие, как Дьюп и Локьё. И хаттам это мясо оказалось не по зубам.
Способность психически влиять на реальность столкнулась с механическим расчётом, кровь хлынула так, что человеческая вселенная могла захлебнуться…
Алайцы почтительно замерли перед обоими капитанами, исподтишка разглядывая меня. Раскосые глаза налились зеленоватой кровью, и я уловил знакомый запах потеющего от страха Пегуса. Меня опознали.
Насколько я разбирался в алайцах — это были молодые амбициозные крокодилы из младших сыновей. Таких в Содружестве берут иногда в телохранители. Очень хвалят. Доверять им в пределах их компетенции можно. К тому же Эберхард — карта отбитая. Кому он нужен?
Я кивнул. Алайцы направились к наследнику, сидевшему на краю моей скамейки. Эберхард дёрнулся вскочить, и я поймал его за предплечье.
— Погуляешь с ребятами полчасика. Помоешься и приведёшь одежду в нормальный вид.
Я ненавязчиво выкрутил Эберхарду руку, вынуждая встать, и толкнул в объятья алайцев, пожирающих глазами «мёртвого капитана Пайела», так они меня называли.
На мордах у крокодилов был неподдельный восторг. Страх прошёл — в этот раз я играл за условно «своих». И они уже дико меня любили.
