Внизу бродили люди, засыпали рытвины с ямами, оставленные ооновцами. К двенадцати появилась Марьяна, принесла треснувший термос с чаем, бутылку водки, чашки, бутерброды с салом, которые напарник обожал всем своим хохлацким сердцем, а я не переносил, овощи и хлебные лепешки. Мы поели, они с Никитой выпили водки, я чая, а потом напарник стал Марьяне подмигивать и кривить рожу, показывая глазами на конек крыши, расположенный всего метром выше. Я сделал вид, что не вижу, хотя не заметить верблюжьи ужимки этого донжуана мог разве что слепой тюлень. Вновь свесив ноги с крыши, я откинулся назад, подложил руки под голову и стал оглядывать пейзаж. Ощутив спиной, как подрагивает скат, скосил глаза вбок и увидел сначала ножки Марьяны, которая на четвереньках взбиралась мимо остатков башни, где недавно Злой прятался от военных, а после и копыта Пригоршни пятьдесят второго размера. Они добрались до конька, слезли по другую его сторону и затихли.
Дул теплый ветерок, шевелил волосы. Я полежал-полежал, а потом сказал:
– О, привет, Злой!
Тишина на другой стороне крыши стала, если так можно выразиться, еще более тихой. Я выгнулся, задрал голову, упершись в скат теменем. Над коньком показалось перевернутое лицо Пригоршни. Он стрельнул глазами влево-вправо.
– Химик! – донесся исполненный ненависти и одновременно просящий, почти жалобный голос. – Не, ну твою ж мать!
Потом из-за конька возникла тонкая голая рука, сгребла его за белобрысую шевелюру и утянула обратно.
Я сел и взялся за бинокль. По словам Злого, охотники должны были появиться с севера, где больше всего рощ. И они не пешие, на конях. Водя биноклем из стороны в сторону, я сквозь дымку разглядел далекий водопад. Показалось даже, что вижу каменный козырек над ним и железную будочку, но последняя, скорее всего, именно показалась, слишком уж расстояние было велико.
Скрипнула верхняя ступень лестницы, ведущей с чердака, и в узком люке на углу крыши показался Илья Львович.
– Можно к вам, юноши… – он оглядел скат. – Юноша?
Я махнул рукой.
– Залазьте.
Придерживаясь за низкую ограду и стараясь не смотреть вниз, старик прошел ко мне, сел рядом.
– Где ваш товарищ?
– Гуляет где-то, – неопределенно сказал я и спросил, чтобы сменить тему: – У вас бензина ведь нет здесь?
– У нас нет, – подтвердил Илья Львович. – Раньше был, Злой на мотоповозке ездил, но давно закончился, только в тракторе еще немного оставалось.
– А военные? Они откуда его берут?
– Рядом с заводом стоит пять больших бензиновозов, автоколонна брошенная.
– Кто ж ее здесь бросил?
Старик пожал узкими плечиками.
– Этого никто не знает. Машины появились после очередного выброса. Позади завода есть глиняный карьер, и возле него вдруг возник кусок, то есть фрагмент дороги. Обычной асфальтированной дороги. И на нем – эти машины. Совсем старые, еще с советскими номерами. Судя по ним – из Севастополя. Откуда такие взялись в Зоне, почему через нее ехали, что стало с водителями… не знаем этого. Хотя в одной, в ведущей, водитель до сих пор есть, вернее, скелет его сидит, а на койке позади лежит скелет напарника. Я сам не видел, это Уильям рассказывал. Вот так вот, юноша. Позвольте мне чаю?
– Конечно, пожалуйста. – Я взял термос, отвинтил пластмассовый колпачок-чашечку и протянул старику. Вытащил пробку, налил и закрыл опять. Илья Львович кивнул, поднес зеленую пластмассу к губам. Руки у него немного дрожали. Поставив термос возле недоеденных бутербродов, я вновь откинулся на скат, подложил под голову ладонь.
Он спросил:
– Вы никогда не задумывались над тем, почему до сих пор власти не предпримут на Зону массированную атаку, не прочешут ее вдоль и поперек?
– Задумывался, – сказал я. – Наверное, сил не хватает.
– Если не одна Украина, а ООН, НАТО да российские войска? Должно хватить.
– Почему же тогда?
Илья Львович помолчал.
– Еще до того, как пространство вокруг нас свернулось и образовалась Долина, я слышал, что попытки организовать все это осуществлялись, но каждый раз проваливались. Не получалось организовать, переговоры срывались, люди на высоких постах внезапно и немотивированно меняли свое решение или происходило еще что-нибудь… Будто что-то отсюда, из центра Зоны, оказывает непонятное, но целенаправленное влияние на некоторые события в окружающем мире. А вот что привело к появлению Зоны – про это думали?
Глядя в небо, я ответил:
– Чего там думать? АЭС привела.
– АЭС… Нет, я имею в виду в более общем смысле.
– А, в более общем, – я обернулся к нему. – Ну, я слышал про такую теорию техно-гуманитарного баланса. Знаете о ней?
Илья Львович отпил вновь и, в свою очередь, посмотрел на меня.
– Лишь краем уха, молодой человек.
– Там ничего сложного. Есть, так сказать, технотехнологии, а есть гуманитарные. Люди создают всякие новшества – от колеса до клонирования, от Интернета до новых видов оружия. Эти технотехнологии влияют на нашу жизнь, то есть на жизнь всего человечества. С ними надо уметь управляться. И помогают их адаптировать в нашу жизнь и психологически с ними освоиться гуманитарные технологии. Ну это всякие социальные институты, новые методы обучения, НЛП, сама организация нашей науки, менеджмент, культура… Так вот, оба вида технологий должны идти нога в ногу, развиваться параллельно, а иначе черт-те что начинается. Если гуманитарные технологии опережают – получается какое-нибудь застывшее кастовое общество, вырождение. А если техника берет верх над культурой… В общем, тогда выходит то, что у нас началось в последней трети двадцатого века. Прогресс – ого-го, но сладить с ним мы не можем. Вот тогда кризис, а то и большая катастрофа.
– И при чем здесь Зона? – спросил он.
– Так она и есть этот кризис. Зона – следствие технической аварии. Управляющие гуманитарные технологии были недостаточно разработаны, при помощи них люди не смогли справиться с руководством, контролем. Вот и получилась Зона. И она расползается, с каждым выбросом больше становится, знаете вы это? На самом деле технопрогресс не остановить, все разговоры о контроле или запретах каких-то исследований – в пользу бедных, то есть оно развивается с той скоростью, с какой только и может развиваться. Вот, ну и…
Я замолчал, соображая, к чему, собственно, все это веду, и старик поддакнул:
– Да-да, юноша, продолжайте.
– Вот, но с другой стороны, гуманитарный прогресс искусственно тоже не ускорить, он развивается только так, как может развиваться, как наши мозги и взаимоотношения внутри общества позволяют ему развиваться. Ну и получается единственный выход – Зона должна расползтись, накрыть всю планету или, по крайней мере, весь континент. Должен наступить временный хаос, такое подобие неокончательного апокалипсиса, который замедлит, вернее, откатит технопрогресс. И когда баланс восстановится, мы опять дальше станем двигаться потихоньку.
