— Теперь ты понимаешь, сын, что, чем скорее ты уйдёшь из управления, тем лучше. Я не боюсь за себя, я боюсь за тебя. Твой контракт будет расторгнут, я надавил на кого надо…
— Нет.
— Нет?
— Нет, повторю ещё раз, если тебе показалось, что ты ослышался, — я посмотрел на отца, качнув головой. — Я не брошу своих. Не решай за меня, никогда больше так не делай. Скажи, ты ведь не бросил всего этого дерьма, потому что за тобой стоят люди, поверившие в тебя и тебе. Так? Уйти сейчас, значит подставить их и многих других. Почему у меня может быть иначе? Масштабы, конечно, не те, но аналогию провести можно.
Отец отвернулся, нервно пробарабанив пальцами по подлокотнику сиденья:
— Почему-то я думал, что ты так скажешь, но должен был попытаться, — глухо произнёс он. — Это твой выбор, сын, уважаю. Я горд, что смог воспитать тебя таким, но, может дать тебе время подумать?
— Не думаю, папа, что изменю решение, — впервые в жизни мне было настолько тяжело говорить, но я должен был сказать ещё кое-что, нечто должное поставить крест на старой жизни и счастливой семье Беровых. — Пойми, прошлого не вернуть, твои дети никогда больше не будут обычными людьми. Никогда, пап, исходи из этого, Саша идёт по моей дорожке, у меня тоже начиналось с монеток. Я до сих пор меняюсь и не знаю, чем и когда закончатся эти изменения. Прими за аксиому, что твой сын — демон, не делай такого лица. Лысый урод прав, возможно, я первая, но не последняя ласточка, Сашка тому подтверждение. Об одном прошу, спиши меня со счетов, — получалось сумбурно, но это было всё, на что я был в данный момент способен. Надеюсь папа не сильно шокирован. Сашка как челюсть на пол уронила, так до сих пор не подняла.
— Что? — опешил папа.
— Что слышал, я не хочу быть колодками на твоих ногах и знаешь, мои амбиции и тщеславие будут удовлетворены, если вместо портрета Ермолова в кабинете командира городского управления будет висеть твой портрет. Действуй так, как будто меня нет, мне будет легче, зная, что ты не оглядываешься на меня и управление охотников. Я меняюсь пап и чем дальше, тем сильнее, к тому же я тяну за собой других. Не знаю как, феромонами или чем другим, но сильно подозреваю, что за черту, отрезающую путь назад, вступили мои напарники или вот-вот, потопают следом. Я, как акула-молот вижу слабые электрические колебания вокруг людей, ощущаю магнитное поле, жру железо, могу превращаться в других людей, чем ещё меня наградили инопланетяне и что я передам другим? Кто я? Сам себя я считаю человеком, и я — человек, пока сам так считаю. Пап, ты сейчас ничем не сможешь мне помочь, но всё будет в твоих руках, когда в них будет власть. Считай, что у тебя развязаны руки, нет, не совсем развязаны. Дай мне одно обещание…
— Какое?
— Что приложишь все силы, чтобы ни один ребёнок не попал в сиротский приют.
— Постараюсь. Почему? — отец не мог подобрать слов, тут в его глазах появилось понимание, на скулах выступили желваки. Я ощущал себя подонком и сволочью, минуту назад принуждая его забыть о сыне, а тут заставил вспоминать и заново переживать не самые приятные моменты жизни. — Вы…
— Николай Иванович! — стоявший возле машины водитель, который вышел, чтобы разговор не потерял приватности, открыл дверь, протягивая отцу комм. — Вас, — сказал он, стрельнув взглядом вверх.
Папа махнул рукой и мы вымелись из салона, тихонько прикрыв двери.
— Продолжим через неделю! Борис! Поехали! — отключив комм, сказал отец. — Пока, гвардия.
*****
Обдав нас вонючим выхлопом, отцовская машина сорвалась с места, быстро скрывшись за поворотом. Некоторое время мы с сестрой, словно первоклашки взявшись за руки, потерянными столбиками стояли на месте. Замершие статуи молодых людей переваривали неоднозначный разговор, строя мысленные предположения о причинах его быстрого окончания.
— Ермолов, — Саша проснулась первой, — папе звонил САМ!
— Думаю, ты права, — согласился я. — А теперь, девочка моя, расскажи, что вы наплели маме? Или, наоборот, забыли рассказать, для чего просили меня не распространяться?
Сашка замялась, нервно чиркнув ножкой по свежевыпавшему снежку и предприняв попытку вырвать ладонь из моей руки, но я мягко пресёк её поползновения.
— Ну-ну, колись, сестра милосердия.
— Ну-у, мы не сказали ей про руку и забор…, - сестра смахнула с правого глаза предательскую слезу и отвернулась, — я тогда еле до конца смены дотерпела, ты не представляешь, как матерится твой Смольский…. Представь, что было бы с мамой, она и так натерпелась во время эвакуации детских домов и зимних лагерей.
— Не понял, ты была в больнице? — опешил я, пропустив мимо ушей сестрёнкины оправдания. — В моей палате?
— Была, — не стала отпираться Саша, — я обещала эту богадельню по камушку разнести, если меня не пропустят к тебе. Охрана, конечно, встала грудью на защиту неприступных рубежей, но я позвонила папе. Не помню, чего ему наговорила, но вопрос решился в пару минут. Лучше бы я не напрашивалась. Некоторые трупы лучше выглядели, чем ты, братец. Весь в трубках и датчиках, синюшный как ободранная курица. И ЭТО поминутно дёргается и плюётся кровью…, вместо руки культяпка…
— Умеешь ты огорошить, — я обнял Сашку за плечи. — Как ты узнала?
— Рядом с госпиталем заметили стаю йома, — Саша, покопавшись в сумочке, достала платочек и, отвернувшись, высморкалась. После чего продолжила. — Демонов отогнали десантники, у них по периметру два десятка БМПэшек постоянно дежурило, потом по лесопарку отбомбились авиаторы. Вроде всё стихло, а через полтора часа к госпиталю подъехали охотники. В пригороде засекли ещё двух тварей.
— Так, — я вспомнил резкий манёвр вертолётчиков, развернувших винтокрылые машины курсом на южный микрорайон. Вот куда ушла авиа поддержка. — Это не объясняет, откуда тебе стало известно о моём ранении.
— Не перебивай, охотники разобрались с тварями, но трое из них получили ранения. Так как мы были ближе всего, то для оказания первой помощи их привезли к нам. Среди раненых была твоя зазноба и крепенький парнишка с блохастой кличкой.
— Боха…
— Без разницы. Я делала ему перевязку, когда услыхала разговор ждавших их экзоскелетников, что…, - Сашка сглотнула. — Что везунчик Бер отпрыгался, что тебя…, что ты погиб у театра и что Багира чуть Богу душу не отдала. Если бы не блохастый, то и девчонку бы схоронили.
Сашка уткнулась лбом в моё плечо:
— Один из них ляпнул, что дура-охотница с голой задницей набросилась на демона, чтобы отомстить за хахаля, правда ему тут же, свои же ребята начистили рыло, — сестра чуть-чуть помолчала. — Твою пантеру обихаживала Шварцкопф…. Охотникам стало интересно, с чего это две медсестры чуть ли не в истерике забились. Слово за слово, так и познакомились. Тут позвонил папа и сказал, что ты живой, но не слишком отличаешься от мёртвого. Как только закончилась смена, я рванула в больницу, естественно со Шварцкопф в виде поддержки, её, правда, к тебе не пустили, но это к лучшему…
