Нельзя сказать, что потом Рамиров не попытался отплатить ей добром за добро. Так, однажды в его присутствии к мадам Лэст явились двое парней с наглыми повадками и предупредили, что в случае неуплаты ею некоего налога в срок пансиону будет причинен ущерб, прямо пропорциональный величине задержки… Недолго думая, Рамиров выбросил молодчиков прямо в окно — благо, дело происходило на первом этаже. На следующий день его подкараулили на выходе из соседнего бара какие-то личности и отметелили до неузнаваемости. Через пару дней визит рэкетиров повторился, и успевший оклематься к тому времени Рамиров спустил их по ступенькам крыльца вверх тормашками. Его опять избили, на этот раз более тщательно. Пока Ян валялся в беспамятстве, госпожа Лэст по-матерински ухаживала за ним, а когда он очнулся, то сообщила, что дань бандитам она платила и будет платить, потому что рассматривает ее как залог безопасности — своей лично, «персонала» и постояльцев «Голубой розы» — и потому что «так уж заведено»…
Мысли Рамирова вернулись в настоящее, и он подумал: «Неужели Генри убили из-за меня?.. Да нет, не может быть, ведь никто не видел, как я приходил к нему!». Но слишком явной была связь между его визитом в мастерскую и убийством Лэста-младшего, чтобы отрицать ее. В конце концов, парень мог по глупости или по трусости рассказать о «странном экс-милитаре», интересующимся Легионом, кому-то из своих шефов-стервятников… Но чем больше Ян убеждал себя в том, что даже косвенно не повинен в горе хозяйки пансиона, тем все больше начинал ненавидеть себя за эти попытки самооправдания.
— Послушайте, госпожа Лэст, — сказал он, еле ворочая пересохшими губами. — Я вам соболезную и… может быть, я могу чем-то помочь вам?
— Спасибо, — сказала старуха, и это слово прозвучало так непривычно в ее устах, как если бы кошка выругалась матом. — Только чем вы поможете? Сына-то мне все равно уже никто не вернет…
Она сказала это так, будто сомневалась в категоричности своих слов. Будто все-таки надеялась, что объявится некто, кто оживит Лэста-младшего…
Потом мадам Лэст сделала видимое усилие над собой и распрямилась.
— Вообще-то я вам не это хотела сказать, Ян, — проговорила она ровным голосом. — Я хотела предупредить вас, чтобы вы не поднимались в свой номер… Только… только пусть наш разговор останется между нами, хорошо?
Рамиров кивнул.
— А в чем дело? — поинтересовался он.
— Понимаете, час назад сюда заявились какие-то подозрительные молодчики. Они мне ужасно не понравились. Нагрубили, понимаете ли, Георгию, наследили своими грязными ботинками по всему полу, а когда я попыталась приструнить их, пригрозили мне ножом… Вы скажете: надо было вызвать полицию? Видите ли, дело в том, что эти хулиганы… к тому же, я старая, одинокая женщина… Что хотят, то и сделают, и ищи-свищи потом мерзавцев…
Понятно, подумал Рамиров. Судя по тому, что непрошеным гостям удалось запугать госпожу Лэст до такой степени, что она не вызвала полицию и не попыталась их собственноручно выдворить из пансиона, — дело серьезное. ЮНПИС? Не очень-то похоже… Легион? Вот это — скорее всего…
— Они что — прибыли по мою душу? — напрямую спросил он.
Госпожа Лэст усмехнулась.
— По вашу или не по вашу — этого я не знаю. Только засели они в вашем номере, господин Рамиров, и мне не хотелось бы… ну, вы понимаете… если что, то будет нанесен ущерб мебели… дверь выломаете… окно там разобьете… А я — одинокая женщина!..
Она всхлипнула, подчеркивая слово «одинокая».
— Что ж, — проговорил Рамиров. — Спасибо за предупреждение. А что касается мебели и всего остального — можете не беспокоиться.
Он повернулся и вышел. Противоречивое существо человек, размышлял он, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице наверх. С одной стороны, невзирая на угрозы «молодчиков», она все-таки предупредила меня об опасности, и я должен быть ей за это благодарен, а с другой: «Мебель поломаете… окна разобьете»… И ближнего облагодетельствовать, и себя обезопасить…
Рамиров поднялся не к себе, а этажом выше. Прошел по коридору до номера Гиви Ваннапи, расположенного как раз над комнатой Рамирова, и решительно постучал. Изнутри донеслось какое-то неразборчивое, клекочущее бормотание. Словно гриф раздирал на части очень старого, а потому жесткомясого буйвола. Рамиров выждал еще немного, потом решил, что Гиви, по своему обыкновению, пьян, и толкнул дверь. Дверь оказалась незапертой.
Комната была погружена в интимный полумрак. Первое, что бросилось в глаза Рамирову в мутном свете торшера с грязным абажуром, — это голый зад Гиви. Пыхтя как маневровый паровоз, Ваннапи возился в куче несвежих простынь с чьей-то обильной плотью в виде оплывающих жиром ляжек. На Рамирова Гиви не обратил ровно никакого внимания. Из-за его плеча высунулось плоское женское лицо с размазанной по щекам губной помадой и зажженной сигаретой в зубах.
Увидев Рамирова, лицо произнесло возмущенно:
— А это еще что за хмырь?
— Это Рамиров, — равнодушно сказал Гиви, не прекращая своей половой активности.
— Ну нет, — сказала женщина, вытаскивая изо рта окурок. — На двоих мы не договаривались!.. Ты и так мне за прошлый раз должен, а теперь вздумал меня еще под своих приятелей подкладывать?!
— Успокойтесь, мадам, — сказал Ян, проходя через комнату к балкону. — Я здесь проездом… как говорится, пролетая над чужой территорией… Что же ты, Гиви? Замок бы сначала исправил, а потом бы проституток приводил…
— Я, между прочим, официально состою на учете в полиции как дама легкого поведения, — возмутилась шлюха. — Это моя работа, а ты меня оскорбляешь, можно сказать, при исполнении профессионального долга!..
— Слушай, Ян, — меланхолично посоветовал Гиви Ваннапи, закатив глаза под лоб. — Не мешай, а? Господом богом прошу!..
Рамиров открыл балконную дверь и захлопнул ее за собой. Ухватившись за перила, прогнулся в пояснице и, стараясь не производить шума, спрыгнул на свой балкон.
В его комнате находилось четыре человека. Один из них с комфортом расположился в старом продавленном кресле, куря длинную, аристократического вида сигарету. Пепел он аккуратно стряхивал в шлепанцы Рамирова, стоявшие у кресла. Другой тип с ногами в давно не чищенной обуви возлежал на диване, лениво разглядывая репродукции классических полотен мастеров Возрождения, развешанные на стенах еще предшественником Рамирова. Третий копался в книжной полке, не утруждая себя возвращением книг на прежнее место — он просто бросал их в кучу в угол. Четвертый, гороподобный громила в черной майке и с замысловатыми татуировками на плечах, тупо глядел в экран тиви-бокса, при этом он почему-то часто шевелил губами, словно повторяя каждое услышанное слово.
