Контуры Испании и Франции скособоченные, вытянутые вправо. Так показалось - где-то в голове, класса с четвертого, засел их привычный вид. Карта очень подробная, покрыта рядами написанных названий, разбираться крайне неудобно. На испанском, но - латиница, прочесть можно, некоторые названия знакомы. Под буквами почти не видны города и линии дорог между ними.
Слушал без энтузиазма. Согласился, покивал. Жизнь покажет.
....Троечник - он и есть троечник.
Пасмурно, промозгло. На выезде из города погрузились в туман, окутавший поля и редкие кучки деревьев, все в белых плавающих клочьях. С пригорка открылся лес по горизонту, километрах в трех, перед ним - по всей низине - колышащееся кое-где под ветерком белое марево.
Пригород - из слипшихся в череду деревень, нанизанных на дорогу, обсаженную, словно аллея, с двух сторон старыми тополями. Как часовые, сотнями поднятых рук тянущиеся к холоду серого неба. Наконец, дома перестали жаться под ноги коней, но - то тут, то там, постоянно мелькали крыши частых селений, спрятавшихся километрах в двух-трех и осторожно выглядывающих на проезжающих. Оживленность в пути нарастала, жизнь пробуждалась, день наступал. Часам к одиннадцати туман совсем рассеялся, стало видно, что впереди, метрах в трехстах, ползет караван телег. Навстречу постоянно попадались пустые и груженые возы, прочие сельские экипажи, не торопливо, как и мы чвакающие по неглубокой жидкой грязи. Распутица. За ночь морозцем кисель дороги слегка прихватило, но, в первые же утренние часы, рассеянная в воздухе сырость взяла свое, все потаяло. Несколько сотен метров, отделяющих нас от обоза, скачущего перед нами на всех парах по жирной дорожной грязи, мы преодолели деревенек через пять. Все равно не догнали, перед самым нашим носом они свернули на боковую дорогу. Часто попадались всадники: иногда по одному, чаще группами из двух-трех. Кто-то обгонял, кто-то подобно нам, шагом полз, подстраиваясь к темпу движения сопровождаемых возов и карет. По обочинам, оскальзываясь, брели по своим делам крестьяне, топающие в соседнюю деревню и не пожелавшие ради такого дела утруждать лошадей. Видел повозку, запряженную быками. Попалась навстречу, почти наша скорость. Видел стайку детей, радостно щебечущую у дороги. И опять - дома, палисадники. Неожиданно трасса нырнула в лес, тут же вынырнула. Холм, на нем деревня, съезд с холма, речушка, опять дорога свернула в лес. Перекрестки. Кто-то сворачивает. Запомнился мерзавец, расхохотавшийся почти у меня над ухом. Обогнал, проскакал метров пятьдесят, специально придержал коня и, картинно держась за бока, еще раз оскалил зубы, издавая мерзкие лающие звуки. Дернул коня за узду, тот пошел наметом, выбрасывая из-под копыт здоровенные черные комья грязи. Словно не дорога, а пашня. Мог бы - догнал и убил!
Эти педагоги решили, что пора мне коня осваивать. Кобыла Монтихо освободилась, безлошадный Пепе в карете в подушках зарылся, вывод - сам бог велел. Будем из тебя наездника делать. По бразильской системе! Куда ты денешься? Полторы тысячи верст, два месяца. Джигитом домой приедешь, такой красавец! Мужик!
О, моя бедная задница! Такая кругленькая, такая мягкая, единственная моя радость в костлявом организме. Капец тебе.
Да я не против. Здесь все на конях, даже дамы. Пора присоединяться.
С утра и присоединили. Ехал шагом, чувствуя обжигающие насмешкой взгляды редких с ранья прохожих. Знаю, что как собака на заборе, но с чего-то надо начинать? Мой опыт, приобретенный в прошлый раз, на стометровке, не пригодился. Стометровка закончилась, и еще, и еще! С коня меня сняли только часа через два. Сам я уже не снимался. На полчаса запихнули в карету - на реанимацию, водички глотнуть, и сразу назад. Пепе, гад, в спину пинался, из кареты гнал, я запомнил! Вот будет на коня взбираться после ранения, тоже над ним посмеюсь. Считайте меня раненым в жопу.
- Спину держите ровнее, ваше сиятельство...
Какая там спина! Я жопу ровнее держу, стараюсь к седлу не прикасаться. На полусогнутых еду, в стремена уперся, ноги гудят. Лбом в лошадиную холку, выгнулся, снижая нагрузку на зад. Не знаю, как такая посадка называется. Потом просто лег на шею коню, стал заваливаться. И тут меня седлом по яйцам! О!
Сняли, на пяточках попрыгал. В карету пустили на постой. Минут на пятнадцать.
И так далее... К вечеру я остекленел. Ни хрена больше не помню. Где-то остановились, сняли с коня. Походкой кавалериста, раздвинув ноги дугой - как будто и не снимали, дошагал циркулем до указанной койки, где и рухнул на брюхо. Жрать, вставать, переодеваться - отказался. Через полчаса заставили. С утра - по новой! Звери!
- Вы сбиваете спину коню!
Я свою жопу сбиваю! Коня можно заменить, хоть и жалко животную, а жопа у меня одна. Снимите меня, пожалуйста, срочно! Срочно снимите! Карету мне, карету! Где утомленной жопе найдется уголок... А в карете Пепе со своими подначками.
На третий день вечером въехали в Монтаржи. Сто километров! Сам! Бразильская система.
Что б ее...
Утро в трактире - блаженство. Повалялся в постели, подумал, и - еще повалялся! Никто не ломится, никуда не гонят, спешно вбив в меня безвкусный завтрак. Еще повалялся. Больно, само собой, все тело гудит, ноги судорогой сводит, поясница. Ох, поясница! Между ног все натерто, горит. Меньше, чем вечером, но... Это - если к себе прислушиваться. А я не буду, отключаюсь от всех болезней! Только голова, я - в ней сижу, ничего другого не ощущаю, внимания не обращаю, привык и - к черту все! Благодать... Мысли ясные, лежу себе. Все лежу и лежу. Ладно, пора вставать, жрать охота не по-детски. В постель, уже понятно, не принесут. Никуда не торопимся, да... До чего же хорошо. Жопа, ты слышишь? У нас отпуск!
- Куда теперь?
Ждавший, когда оторвусь от тарелки, Гонсало, приготовился что-то сказать, но не успел - я вновь в нее занырнул. Грибной супчик! Сколько лет, сколько зим! С детства обожаю. Последний раз еще мама готовила. А дальше - свиные ребрышки. Чего-то мне мало оставили, я раза в два больше смогу. Какая жалость, что нет еще термосов. Хотя бы котелок супа взять в дорогу, холодным поем. Кугеля попрошу...
- Ваше сиятельство...
- У? Гм.
- Плохие новости. Видите ли, у нашего Пепе есть небольшая особенность...
Покажи мне, у кого их нет.
- Ваше сиятельство! Вы меня слушаете? Как бы это объяснить...
Так и объясняй. Такое хорошее утро. Сейчас начнется. Даже не знаю, что я жопе скажу.
- Наш Пепе чувствует опасность. Не пугайтесь, это не колдовство, он христианин, верный сын нашей матери церкви.
Я не верный, я никакой. Пепе чувствует? Сейчас с жопой посоветуюсь. Нет, опасности она не чувствует. Опасность одна - опять лезть в седло, так тут и чувствовать не надо. Достаточно умозаключений. Мы в Монтаржи, отсюда надо убираться, не пешком же.
