Пока что демография не была центральной проблемой. И все же Демьянов говорил, что каждая семья за пять лет должна родить двоих. Просто потому, что мало кто из уцелевших сохранит репродуктивное здоровье после тридцати и мало кто доживет до шестидесяти. Им надо было уже думать о смене.
Иначе, если население упадет ниже планки в пару тысяч человек, не будет никакого разделения труда, а только натуральное хозяйство. Раз картошка, два картошка… И никакой механизации. Хоть Владимир и не хотел обрастать сопливыми оболтусами, но деваться было некуда.
Богданов и сам понимал, что пока их так мало, поддерживать уровень промышленной цивилизации будет трудно. Там, где каждый пашет от зари до зари, трудно содержать специалистов. Пока у общины был «жирок» в виде обученных при старом мире технарей, но молодых среди них было немного.
А новых учить — тут нужны и наставники, и время.
По поводу учебной программы для молодой поросли они в Совете выдержали серьезный спор. Все, включая самого Богданова, стояли за что-то вроде рабфаков и ликбезов с упором на практические навыки… Все остальное, что составляло багаж знаний «цивилизованного человека» — мол, по минимуму, или факультативно. Обойдутся, мол, без теоретической физики и того же английского…
Но внезапно они столкнулись с противодействием майора. Тот, хоть никогда не был фанатом науки, сказал, что при наличии времени и специалистов — давать курс средней школы надо в довоенном объеме. Это мол, займет молодежь и не даст тем, кто хоть что-то знает, эти знания растерять.
В конце концов, сошлись на компромиссном варианте.
Нашли среди укрываемых директрису какой-то элитной гимназии. По наблюдениям Богданова, она была стервой, каких мало, но дело свое знала. Она и возглавила первое в новом мире учебное заведение. Штат подобрали довольно быстро. В свободное время сам майор захаживал в школу прочитать лекцию-другую по ОБЖ. Да и Богданов несколько раз просвещал детишек по интересным вопросам довоенной геополитики.
***
Круглолицая, среднего роста, в каноны красоты она немного не укладывалась — но это картину не портило. Под шапочкой волосы у нее оказались светлые, а взгляд близко посаженных карих глаз был проницательным.
— Привет-привет. Я Маша.
— Здравствуйте.
На вид ей было лет двадцать пять. Она была симпатичной, но он предпочел бы, чтоб его осматривал кто-нибудь другой. Просто она заставила его вспомнить о том, о чем он уже начал забывать.
О том, что в его жизни до войны не хватало чего-то важного. Он ведь и тогда был один, как пес. Странно, но дремавшую память разбудила не она, а еще та, чья речь — живая или записанная на пленку — была передана по радиоволнам мертвого эфира. Если бы из приемника зазвучал мужской голос, он вряд ли пришел бы в этот город.
За неполный год скитаний это практически не тревожило Данилова. Когда все силы идут на то, чтобы остаться в живых, все ненужное отсекается, так устроена психика и физиология. В первые дни и недели было слишком страшно, а потом, когда ад стал родным домом, стало слишком голодно.
Увидев еще из окна, как она обнимается с высоким светловолосым атлетом, словно сошедшим с фашистского плаката «Der Deutsche Student», Александр подумал, что незачем травить себе душу. Везде, где он бывал до этого, женщин на всех не хватало, и обладание «своей» женщиной было привилегией. Что говорить о чужаке?
— Когда мне отдадут мои вещи? — спросил он.
— Одежду, которая была на тебе, отстирают в химчистке и вернут. А остальное… — она развела руками, — боюсь, что никогда.
— Это еще с какой стати? — нахмурился Данилов.
«Остальное»… Это оружие, боеприпасы, запасной комплект одежды, белье и куча бытовых мелочей. А также немного продуктов.
— Видишь ли, Саша, — впервые за много месяцев кто-то назвал его по имени, — мы как бы потратили на тебя силы, время, еду… Тебе еще придется отрабатывать наше гостеприимство. Это не я придумала, извини.
— Прекрасно. Что я должен делать?
— Сегодня ничего. Только сдать анализы и пройти осмотр. Потом отдыхай, мы же не звери. Завтра начнешь работать на уборке территории. А дальше видно будет.
Мария Чернышева знала, что такие «робинзоны» — резервуар для инфекций. Человечество больше не было единым ареалом для микроорганизмов, оно распалось на региональные зоны, и в каждой из них вызревали и эволюционировали свои вирусы и бактерии. Пока эти изменения были ничтожны, но лет через пятьдесят они, подстегнутые ионизирующим излучением, накопятся, и, прежде чем встречать гостей с других континентов, необходимо будет вспомнить, как индейцы Северной Америки вымирали от европейской оспы.
Но пока гостем из самого дальнего «зарубежья» был именно этот Александр. И опасаться следовало не вирусов-мутантов, а привычных по старой жизни болезней.
Сергей Борисович, хоть и выступал за то, чтоб принимать к себе ценных кадров, часто повторял, что община должна быть изолированной. Даже торговлю он не приветствовал, хотя им пока никто ничего и не предлагал. Да и не было нужды — все необходимое из промышленных товаров они добывали в рейдах в практически опустевший Тогучин и лишь иногда за редким оборудованием и сырьем группы снабжения гоняли в областной центр. Но это уже было как на другую планету.
Пришельцев тоже было немного. За те месяцы, которые прошли с момента «исхода» из Убежища, к ним забрели всего две сотни человек, в основном с востока, из Тогучина. Кого-то прогнали, кого-то приняли. Теперь Маша понимала, с каким циничным расчетом было выбрано место для переселения. Зимой этот поселок в горах Салаирского кряжа был почти недоступен для идущих пешком, а весной в живых осталось слишком мало людей, чтоб представлять собой проблему.
Многие до сих пор ворчали, мол, товарищ майор завел их в глухомань. Ворчали, конечно, тайком — за упаднические настроения отправляли на принудительные работы.
Последними, уже весной, в город приехали несколько человек из Новосибирска. Их тоже направили в карантин, но отношение к ним было не такое, как к обычным бродягам. Их хорошо кормили, а за глаза звали ракетчиками: мол, с командного пункта. Чернышева душу бы продала, чтоб все узнать, но из Владимира слова была не вытянуть. Он и так зеленел, стоило ей заговорить о других мужчинах.
Выглядел Робинзон по имени Александр, конечно, подозрительно, но не страшно. Разве что его бронзовый загар на обветренном лице… Уж не атомный ли?
Счетчик показал величину, не отличающуюся от средней по городу. Естественно, ведь на КПП он должен был пройти дезактивацию. Одет в серый от частых стирок спортивный костюм, такого же цвета было его худое лицо, острые черты которого казались вырезанными из камня.
