Проход сужался, теперь в нем нельзя плыть, можно только идти, перебирая руками по стенам. Хорошо, что стены здесь почти не испачканы, можно, кстати, обтереть грязную руку. Только осторожно, чтобы не пораниться, стены прохода полны острых граней, еще не сглаженных водными течениями.
Внимание Дейкстры привлек маленький округлый предмет на полу. Дейкстра присел, подцепил предмет двумя присосками, поднес к антенне и понял, что это яйцо. Человеческое яйцо, почти зрелое, рука явственно чувствовала, как под кожистой оболочкой шевелится и толкается уже не личинка-трохофора, а настоящий маленький человечек, которому не хватило считанных дней, чтобы вылупиться. Но он никогда не вылупится, ведь даже если Дейкстра поделится с ним теплом тела, кто даст ему вкусить материнской плоти, когда придет время вылупляться? Лучше тихо и безболезненно угаснуть в яйце от холода, чем биться в мучительных судорогах, не имея возможности оказать собственной матери последнюю почесть.
Дейкстра с силой отбросил яйцо в сторону, оно ударилось в стену, нерожденный младенец жалобно пискнул и стал плакать, тихо и безнадежно. Дейкстра скукожил антенну и обхватил голову руками, чтобы не слышать этого плача. И тоже заплакал.
Он понимал, что прилив приближается, что скалы, окружающие его, лежат неустойчиво, в час прилива они зашевелятся и погребут старого рыцаря, привыкшего называть себя мудрецом, точно так же, как они погребли нерожденного младенца, еще не освоившего разумной речи. Но старику было уже все равно.
– Ты не помнишь, когда Фиона отложила яйца? – спросил Роланд.
Джейн задумалась и поняла, что не помнит. Это было странно, глупо и нелепо, она ведь первая леди, она обязана помнить такие вещи наизусть. Неужели благословенное безумие уже начало подтачивать ее разум? Как же невовремя…
– Ее невылупившиеся младенцы еще не пищали? – продолжал спрашивать Роланд. – Ты не видела полос расщепления на оболочке ее яиц? Фиона, замолчи!
– Не кричи на нее, – сказала Джейн. – Ты ее обижаешь, а вместе с ней и меня, как женщину и мать.
– Извини, – сказал Роланд. – Но ее писк мешает сосредоточиться. Вспомни, Джейн, это важно. Если возраст ее яиц близок к возрасту яиц Яны или Кристины, я отберу у кого-нибудь из них одно яйцо, вручу его Фионе, и она успокоится.
Джейн подумала, что ослышалась.
– Что-что? – переспросила она. – Ты хочешь отобрать яйцо у одной матери и отдать другой? Ты действительно собираешься это сделать?
– Да, – ответил Роланд. – А что в этом такого? Тебя смущает, что это идет вразрез с обычаями?
– Ты так говоришь, будто тебя самого это не смущает! – возмутилась Джейн. – Это не просто обычай, это завет, установленный самим Джа! Он лично сказал Фейт, Хоуп и Кортни… Ты что, забыл это предание? У тебя в голове помутилось?
Это было настолько неестественно, что даже забавно – она, женщина-мать, которой положено быть глупой, вразумляет рыцаря-героя, который всего лишь ударился головой. Или вообще не ударился, а только перепугался. Роланд всегда любил шутить по поводу своей трусости. Может, это были не шутки?
Роланд загадочно улыбнулся и ответил:
– Может, и помутилось. Только мне кажется, что, наоборот, прояснилось. Сама подумай, Джейн, когда Джа разъяснял первым женщинам порядок ухода за яйцами, разве он рассказывал, что надо делать, если вулкан разрушил твое жилище и из всего племени остались в живых только несколько счастливчсиков? Я думаю, что правила, которые разъяснял Джа, касаются только обычной повседневной жизни, и тогда они разумны и приемлемы. Нельзя отбирать, подкладывать или подменять яйца, каждое яйцо – неотъмелемый орган материнского тела, и не имеет значения, прячется ли яйцо внутри или уже существует отдельно. Я правильно цитирую?
– Правильно, – подтвердила Джейн.
– Ну так вот, – продолжал Роланд. – Когда мать сидит в пещере и высиживает будущих детей, все эти правила разумны и потому обязательны к исполнению. Если матери будут бесконтрольно обмениваться яйцами, как потом мудрец и первая леди определят, глядя на вылупившихся детей, кто чья мать и кто чей отец? А если неизвестно, кто чьи родители, как потом планировать, кому с кем спариваться? Все правила подчиняются разумной цели.
– Все, что говорил Джа, разумно, – согласилась Джейн. – На то он и Джа.
– Ты права, – согласился Роланд. – Обычно все так и есть, но сейчас особый случай. Я внимательно осмотрю яйцо, предназначенное Фионе, и запомню его приметы. Оно будет находиться в кладке Фионы, но только временно, а когда младенцу придет время вылупляться, я верну яйцо обратно, в кладку истинной матери.
– А какой в этом смысл? – спросила Джейн. – Когда Фиона лишится последнего яйца повторно, она умрет. А иначе она умрет сегодня. Зачем мучить ее, давая ей несбыточную надежду?
– Ну… – пробормотал Роланд, немного подумал и вдруг сказал: – Ладно, замнем для ясности. Не буду я спорить с тобой, этот писк вполне можно потерпеть час-другой. Ты уже достаточно размялась, Джейн? Тогда садись обратно в седло, мы поплывем вниз. Муть почти осела, а когда мы доберемся до развалин скалы, она осядет совсем.
Джейн посмотрела вниз, и ее сердце сковал ужас. Внезапно она поняла то, что ее антенна отказывалась видеть, а разум отказывался понимать.
– Скалы больше нет? – спросила она. – Эти обломки – все, что от нее осталось?
Какое-то неуловимое мгновение у нее брезжила надежда, что Роланд сейчас улыбнется и радостно восликнет:
– Нет, что ты, Джейн! Как ты могла такое подумать? Конечно, наши дела плохи, но не до такой же степени!
Однако Роланд не улыбнулся, он смотрел на Джейн печально и горестно.
– Ты права, Джейн, – сказал он. – Скалы больше нет, пещер больше нет, и я боюсь, что мы с тобой – последние люди в племени.
– Последние люди во вселенной, – повторила Джейн.
– Нет, не во вселенной, – поправил ее Роланд. – В племени. Я полагаю, океан достаточно велик, чтобы вместить себя другие вулканы и другие племена. Сейчас мы спустимся к скале и осмотрим, что от нее осталось. Насколько я вижу отсюда, она непригодна для обитания, но это надо проверить. Если я не ошибаюсь, нам придется искать другой вулкан.
– Ты действительно в это веришь? – удивилась Джейн. – Это же детская сказка, в ней акулы разумно разговаривают.
Зорька глумливо фыркнула и сказала:
– Тогда мы с тобой тоже живем в детской сказке.
– Зорька умно говорит, – сказал Росинант.
А Роланд помолчал немного и сказал:
– Если не верить в детские сказки, то я не знаю, во что нам еще верить, когда заветы Джа утратили смысл.
– Заветы Джа не утратили смысл! – возмутилась Джейн.
