Тем временем Бату, оценив удобство ситуации, ввел в бой все свои войска. На левый фланг пошел второй полнокровный тумен. А по центру хан бросил уже побитый первый и обрубок третьего, собранного с бору по сосенке. Конечно, зайти с тылу монголом не удавалось, но полнокровные фланговые удары они могли провести.
Роты щитовой пехоты продолжали перестраиваться.
Выступили на позиции вторые две роты легионеров.
Вот, ударный кулак монголов вошел в зону поражения лучников, и те ответили натуральным ливнем из стрел. Да, три с половиной тысячи линейной кавалерии, да при броне, это сила. Но стрелы все равно находили своих 'любимчиков'. Кроме того лошади оказались прикрыты броней только у катафрактов.
Вот, развернувшиеся две сотни легионеров дали беглый залп из арбалетов, суровым взмахом кисти выкосив значительную часть первой линии. Да и кое — кого за ней. Вот — второй, слившийся с первым. Ведь били те слева на право.
Поэтому, к моменту, как отстрелялся самый правый легионер, все началось заново. Такой подход в какой‑то мере решал проблему двойных и тройных попаданий. Да и создавал весьма неприятную постоянную плотность огня.
Это привело к тому, что передние ряды, падая, стали затруднять продвижение бойцов, следующих за ними. Началась свалка. Ну, может быть не свалка, но темп ударный кулак потерял. В отличие от легионеров и лучников.
Не прошло и минуты, как все катафракты оказались на земле, как и изрядная часть дружинников. Среди остальных же нарастала паника. Стрелы стрелами. Они были опасны, но ничего удивительного в себе не несли. А вот мощные арбалеты с системой блоков, изрядно разгонявшие короткие, жесткие болты — пугали. Легкие щиты со столь небольшого расстояния пробивались ими навылет. Кольчуга не защищала совсем. Чешуя катафрактов, по всей видимости, тоже.
Тир. Страшный, жуткий тир. В котором в качестве мишеней выступали люди.
Четыре тысячи ударного кулака монголов таяли буквально на глазах. И Рихард, бывший подле князя, смотрел на происходящее, как на чудо. Ему никогда бы в голову не пришло, что столь решительный натиск кавалеристов что‑то способно остановить. Он даже побледнел, увидев атаку и оценив очень невысоко шансы на ее отражение. Лишь непробиваемое спокойствие Георгий остановило его от необдуманных поступков. И не зря.
Князь окинул поле боя взглядом и хохотнул.
— Что? — Удивился Рихард, не понимавший причину смеха.
— Бату ввел в бой все свои силы. При нем остались лишь телохранители да советники. И телохранителей очень немного.
— А чего ему бояться? — Повел бровью германец.
— Тодор! — Позвал Георгий командира венгерского отряда.
— Ваша Светлость, — с почтением склонил голову тот, приблизившись.
— Видишь ставку хана?
— Да.
— Я сейчас поведу в атаку кирасир, дабы добить вот этих, — Георгий небрежно махнул рукой в сторону дружинников противника, — и ударить во фланг вон тем, — указал он на общинников. — Ты садись мне на хвост. Вроде как поддерживаешь атаку. А как появится возможность — рви со всех сил к ставке и круши там все. Сам видишь — жалкая кучка бойцов ее окружает. Они в доспехах и наверняка очень искушенные. Но вас полторы сотни! Лук, аркан, сабля, копье. Применяй все, что потребуется. Пленные мне не нужны. Справишься?
— Справлюсь, — криво усмехнувшись, кивнул Тодор и, сорвавшись с места, поскакал к своему отряду. Ему понравилась идея князь.
— Кирасиры! — Взревел Георгий секунду спустя. — Мочи козлов! Ура!
— Ура! — Вслед за князем взревели луженые глотки четырехсот мужчин. И стальной монстр стал медленно набирать скорость.
Заиграли горн и рог, извещая о начале атаки.
Легионеры расступились, давая путь своей тяжелой кавалерии.
Георгий повел своих всадников не в лоб. Зачем идти через поле побитых лошадей? Нет. Он пошел по дуге, стараясь 'обрезать корму' отряду противника. Тем более что тот пятился.
Разгон. Удар! Мощный, чавкающий, брызгающий кровью.
Копья с нанизанными дружинниками противника летят в сторону. Кирасиры же, выхватывают тяжелые палаши, и продолжаю давить врага. Палаши не копья, но они специально предназначены для тяжелых рубящих ударов. Да еще с утяжелением на конце клинка. В общем — не подарок. Особенно по кольчугам. Поэтому Георгий прошел через деморализованных и спешно отступающих дружинников противника как нож сквозь масло.
В то же время Бату улыбался.
Страшная битва подходила к концу. Он был уверен — эти проклятые рогатки не спасут пехоту противника от удара во фланг. А жалкие пятьсот всадников, часть из которых — легкие, не угроза для десяти тысяч общинников. Какими бы они чудесными ни были. Тем более что его брат, Берке, отправился вдоль старицы собирать остатки дружин и должен скоро выставить какое — никакое, а подкрепление.
Хан уже пожалел, что ввязался в эту драку. Очень уж сильным оказался враг. Неожиданно и неприятно. Собери он меньше людей — разбили бы его. В хлам разбили бы. Но горечь от чудовищных потерь смягчало чувство победы, ее предвкушение. Ведь известно, чем она тяжелее — тем слаще.
И тут случилось странное.
Когда до тонкой цепочки щитовой пехоты оставалось всего пара десятков шагов из‑за их спин полетели какие‑то горшки. И, разбиваясь, заливали всю округу чем‑то горящим.
— Греческий огонь, — поклонившись, произнес китаец. — Мы с ним сталкивались у стен Москвы. Лошади через него не пойдут.
— Что? — Обескураженно переспросил хан, натурально зависнув. 'Как такое может быть? Как это не пройдут? Как же это так? Неужели пехота устоит перед ТАКИМ напором? Нет! Не может быть!'
Впрочем, такое зависание длилось недолго. Не прошло и минуты, как он от неожиданных выстрелов из лука совсем рядом. Это его телохранители стреляли.
Почему?
Потому что на ставку хана летели сто семьдесят три венгерских кавалериста. Те самые, кто, по мнению хана, должны были поддержать атаку кирасир.
И вот тут проявился один очень неприятный момент. Все телохранители Бату были багатурами. Прекрасные доспехи, мощные луки. Очень мощные. И они могли из них стрелять. Редко, на праздниках, отправляя легкие стрелы в заоблачные дали. А сейчас ситуация была несколько иная.
Главная беда заключалась в том, что чем сильнее сила натяжения лука традиционных конструкций, тем быстрее наступает усталость, даже у натуральных богатырей. Кроме того, изрядно падает точность, прогрессируя в этом печальном деле от выстрела к выстрелу с ужасающей скоростью. Да и вообще — часто бить из него с ростом силы натяжения становиться крайне сложно. Именно поэтому в XX и XXI века сложился Олимпийский тип лука с очень умеренной силой натяжения. В древности же это проявлялось в том, что боевые луки не делали слишком мощными, вполне довольствуясь довольно скромными показателями. Отдельные экземпляры с чудовищными показателями, конечно, встречались. И именно такие были у багатуров — телохранителей, которые любили похвастаться своей силой и мастерством. Тем более, что воевать им особенно и не требовалось, больше прессовать да производить впечатление.
