– Мда, неплохо мы ночью поработали.
– Еще бы, два боекомплекта за полсуток расстрелять, да еще и по ограниченному пространству…
– Кому как, моим штугам и одного за глаза хватило.
– Ага, зато вовремя. Вальтер, видал те кирогазы, что на выходе из этого лога стояли?
– Видал, правда, так и не понял, что это за катафалки бронированные.
Ганс с Хорстом весело заржали – они успели осмотреть эти странные агрегаты раньше и уже выяснили, что это за «звери».
– Не ты один! Пошли, посмотрим вблизи, тогда будет наглядней…
Троица офицеров развернулась обратно и, обходя препятствия, вскоре выбралась к выходу из Сухого лога, где и стояли, жидко дымя, три упомянутых устройства странной конструкции, но, несомненно, военного назначения. Вернее, стояли только два из них, так как третий буквально развалился на части, превратившись в бесформенную груду железа, отдаленно напоминающую сложившийся карточный домик. Близкий осмотр техники мало что прояснил: наличие листов брони, пушки и гусениц наводило на мысль о танке, вернее (с поправкой на отсутствие башни) о штурмовом орудии, но конструкцию штурмбаннфюрер опознать так и не смог и под ехидные смешки подчиненных вынужден был признать свое поражение.
– Ладно, сдаюсь. Так что это все-таки за колымаги?
Ганс ловко поддел носком сапога валяющуюся на земле железку и, подхватив ее рукой на лету, протянул командиру:
– Гляди.
Железяка представляла из себя значок-эмблему, которые, как правило, размещаются на капоте машин и прочей гражданской техники. Вальтер покрутил ее в руках и потребовал дальнейших пояснений, которые охотно предоставил Хорст.
– Это эмблема Харьковского тракторного завода. Я видел такие же на многих русских тракторах. А этот драндулет – обыкновенный трактор. Только его обшили броневыми листами и воткнули в кабину пушку [65]. Получилась, как нетрудно догадаться, полная ерунда. Ни защиты, ни обзора, ни проходимости. Зато грохот просто неописуемый – дребезжали как упавший шкаф с фарфором и гвоздями. Мне даже в самоходке слышно было. «Иваны» еще фары включили и сирены воздушной тревоги запустили – хотели нас запугать. – Краг пренебрежительно хмыкнул, выражая свое отношение к таким попыткам. – Видишь ту кучку металлолома? Это мой наводчик засветил фугасным. Ну а те два противотанкисты изрешетили в два счета. ПАК38 [66] его практически навылет пробивала – я проверял.
– Scheisse! Так это бронетрактор?! Ну и ну! Камрады, похоже, что у русских дела еще хуже, чем мы думали, если они докатились до такого.
– И даже еще хуже, чем ты думаешь сейчас. – Ганс тоже решил блеснуть информированностью. – Мы тут пошерстили по ближайшим кустам и тоже несколько пленных собрали под конец.
– О как! А мне почему не сообщил?
– Да они не транспортабельные были, в основном мы их на поле боя собрали. А тех двоих, что целые были, мы парням из девятого сдали. Так вот: почти все они по-русски ни хрена не понимают. Бормочут чего-то, но на русский совсем не похоже, ну и рожи у них – соответствующие. По всему выходит, что у «иванов» людей уже не осталось – совсем диких ловят, которые не то что читать, говорить нормально не умеют.
– А точно не умеют? У тебя ж переводчика нет…
– Не, точно! Ты ж знаешь, у меня солдат из Силезии есть – по-польски свободно говорит, ну и на русском уже неплохо научился. До сих пор ни одной осечки с допросами не было.
– Так, может, эти кавказцы, или кто они там, специально под идиотов косят, чтоб не допрашивали?
– Даже если они все как один клинические идиоты, то по-русски бы они все равно заговорили, если б могли. Мы одному для чистоты эксперимента все пальцы переломали – орал будь здоров! И говорил много всего, но по-русски – ни слова! Так что дикари они, совсем. Как им офицеры команды отдают – ума не приложу.
– Может, офицеры их язык знают?
– Может. Но это уже совсем ерунда получается. Даже французские колониальные войска по-французски кое-как понимали. Хоть и черномазые все были. А эти…
– Эти тоже не совсем белые. Ладно, раз в Красной армии уже ТАКИХ солдат и ТАКИЕ танки в бой бросают, то дела у них плохи. Кажется, нам все-таки удастся додавить их до зимы.
– Хорошо бы. Зимовать в окопах – удовольствие ниже среднего. Это вон Хорсту хорошо, за броней. – С этими словами Ганс шутливо подпихнул артиллериста локтем в бок.
– Ага. А ты к этой броне на морозе прислониться не пробовал? Ну его к черту такое удовольствие. Сказал фюрер, что к зиме закончим, значит, надо закончить. Вон уже и по радио передали, что начавшееся вчера наступление на Москву – последняя битва кампании.
– Точно, передали. Только мы с Вальтером за взятие Москвы еще две недели назад весь мой коньяк выдули, после похожего заявления по этому самому берлинскому радио. Оказалось – зря.
Произнеся эту тираду, Ганс скроил такую обиженную физиономию, что Вальтер и Хорст не удержались от смеха.
– Не переживай так, камрад! – Вальтер ободряюще хлопнул страдальца по плечу. – Когда люфты забирали своего летуна и тот самолет, что ты с ничейной полосы вытянул, они мне на радостях пол-ящика «Мартеля» оставили. Так что не переживай – как только, так сразу.
– Ну, вот у нас и появился еще один повод, чтобы добить «иванов» побыстрее! – подытожил под общий смех Ганс.
* * *
Упомянутое Хорстом наступление на Москву началось, как и планировалось, 15 октября. Три танковые группы и одна полевая армия обрушились на поредевшие войска Западного фронта. 2-я полевая армия Вейхса перешла в наступление еще раньше – вместе с 1-й танковой группой. Ее правый фланг уверенно продвигался из района Ельца к Дону. А вот левый фланг, который должен был отбросить русские войска, прикрывавшие Рязань, неожиданно забуксовал, наткнувшись на упорную оборону и контратаки свежих частей. Советское командование бросило в бой прямо из эшелонов, спешно перебрасываемые из Закавказья части 47-й армии. Как показали дальнейшие события, советский Генштаб поторопился с этим решением, приняв совместное движение 1-й танковой группы и 2-й полевой армии за попытку осуществить глубокий охват Москвы. В результате столь нужные на ближних подступах к столице полнокровные дивизии были втянуты в кровопролитные бои на второстепенном направлении. Обеспечивающая по сути операция Вейхса неожиданно оказалась весьма полезным отвлекающим ударом накануне решающего наступления.
На главном же направлении все поначалу развивалось в соответствии с немецкими планами. Гудериан таранным ударом сокрушил оборону поредевших советских частей и сумел форсировать реку Москва – единственную достойную упоминания водную преграду на пути к цели. Гепнер не менее уверенно опрокинул измотанные атаками на Яхромско-Дмитровский плацдарм войска новой 60-60-йармии и устремился к Ногинску и Орехово-Зуево. 4я армия Клюге, усиленная отдохнувшими и пополненными корпусами из-под Ленинграда, неумолимо теснила 5-ю и 33-ю армии, с каждым днем приближаясь к окраинам Москвы. Ослабленная 3-я танковая группа, лишенная к тому же накануне наступления своего легендарного командира, тоже начала резво. Ее три танковые и две моторизованные дивизии преодолели канал Москва-Волга, форсировали практически не занятую войсками линию реки Нерль и устремились к Угличу и Ярославлю, вбивая клин между войсками Западного и Калининского фронтов. Авиация, дополнительно усиленная одной истребительной и одной истребительно-бомбардировочной эскадрами с юга, а также частично перебазировавшаяся на подмосковные аэродромы, захватила, наконец, практически полное господство в воздухе, вытеснив с неба советские истребители.
