Руиз заставлял себя быть оптимистичным. Все, что ему надо было сделать – это послать информационную торпеду в Лигу, где он детально объяснил бы, какие открытия ему удалось совершить. Местоположение и личность браконьера, который все это время воровал ценных рабов с Фараона и самый факт того, что анклав мошенников-генчей существовал на Сууке. Когда он сделает это, сеть и само послание-на-задание испарятся из его мозга, и он по-настоящему освободится.
Он дал себе волю и любовался гладкими стройными ногами Низы, пока она поднималась по тропинке прямо впереди него.
На вершине прохода они остановились, и Руиз осмотрел местность по другую сторону гор. Холмы у подножия были гораздо зеленее, густой лес за ними показывал, что это была более влажная сторона горной цепи. На дальнем горизонте видна была еще одна горная цепь в тумане. Широкая долина между ними, казалось, простиралась без конца и края в обе стороны.
К своему восторгу, Руиз разглядел прямую линию, которая шла вниз к центру долины, параллельно горам, может быть, в тридцати километрах от них. Она была слишком далеко от них, чтобы как следует разглядеть и понять, но она походила на прямую автостраду, которая прорезала лес. По ней могли ездить машины, достаточно быстрые для того, чтобы увезти их прочь в какое-нибудь убежище, прежде чем появилась бы Кореана.
– Это похоже на сады моего отца, – сказала Низа, которая стояла совсем близко от него. – Где они берут всю эту воду?
Руиз улыбнулся ей.
– Она здесь падает с небес, все время. По крайней мере, достаточно часто, чтобы деревья росли без ухода.
Она посмотрела на него недоверчивыми глазами.
– Конечно, – сказала она снисходительным тоном, словно была уверена, что он смеется над ней.
– Нет, правда, – сказал он. – Погоди, сама увидишь.
Говоря это, он заметил темные тучи, которые скапливались на севере.
– Собственно говоря, нам лучше поторопиться, прежде чем нас отсюда смоет.
Фломель сел на землю.
– Я должен отдохнуть. Кроме того, пора поесть.
Руиз вздохнул.
– Я от тебя устаю, Мастер Фломель. Я тебя не могу здесь оставить. Ты наверняка сказал бы Кореане, куда именно мы пошли. Это произойдет задолго до того, как она кончит тебя убивать. Поэтому, либо ты пойдешь вперед без всякого принуждения и жалоб с твоей стороны, или я оборву твою жизнь прямо здесь и сейчас. Я могу сделать это безболезненно.
Фломель быстро встал.
– Я иду, – сказал он кисло.
– Ты уверен? – мягко спросил Руиз. – Боюсь, что наш союз плохо кончится для одного из нас. А есть для смерти места и похуже.
Он показал рукой на широкое небо, зеленые пространства земли, чистый ветер, который дул из-за гор.
– Есть и худшие способы умереть.
– Нет, – сказал Фломель с большим энтузиазмом. – Я пойду.
Тропинка, хотя и крутая, была в лучшем состоянии, чем на той стороне перевала, поэтому они быстро спускались по ней. К этому времени солнце уже наполовину скатилось по полуденному небу, и они спустились к лесистым подножиям холмов, где деревья были древние и высокие. Руиз задал им быстрый темп, но, за исключением случайного бормотанья Фломеля, никто не жаловался. Пока они шли по тропинке вниз, солнце совсем село, и скоро оно спряталось за облаками, а потом стало еще темнее от ветвей деревьев, которые нависали над тропинкой. Фараонцы сбились в кучку, поскольку им было не по себе от такого изобилия зелени. Единственное обитаемое плато Фараона было таким сухим и бесплодным местом, что только самые богатые и влиятельные фараонцы могли позволить себе содержать сады.
– Что за люди могут жить в таком странном месте? – спросила Низа приглушенным тоном.
– Не знаю. Вероятно, всякие разные люди, как это бывает везде на свете, – Руиз говорил рассеянным голосом.
Ему передалось смутное беспокойство остальных. Лес был достаточно густой, чтобы в нем можно было устроить сотню засад.
Его рассеянность Низа приняла за упрек и отпрянула, и он тут же пожалел о своем тоне.
Невзирая на беспокойство Руиза, ничто и никто не прыгнул на них из густого подлеска. Никакие снаряды и пули не полетели в них, никакие сети не свалились на голову. К тому времени, когда сумерки сгустились над ними, его отряд устал и натер ноги, все они еле тащились, если не считать Мольнеха, который был столь же свеж и бодр, как в начале их пути. По-видимому, его хрупкое тело таило в себе незаурядную выносливость.
Они оказались в поясе известняковых слоев на склоне горы. Кое-где осевшие породы сформировали пещеры. Как раз перед ними в стороне от тропинки зияла здоровенная пасть пещеры. Крыша ее выдавалась вперед как раз так, чтобы защитить их от дождя, который грозил вот-вот начаться, но пещера была слишком неглубока, чтобы привлечь крупных хищников. Пятна сажи на нависающем козырьке крыши указывали на то, что остальные путешественники раньше, чем они, разбивали лагерь на этом удобном месте, но следы все были старые, поэтому Руиз решил объявить здесь привал. Он возлагал все свои надежды на шоссе, которое он увидел с горы. До него они дойдут утром, а ковылять по темноте, спотыкаясь на неровностях тропинки, не сэкономит им время. По крайней мере, цель не стоила риска вывихнутых щиколоток и ночных хищников, которые могли красться в темноте, чтобы поживиться.
Фломель угрюмо уставился на убежище.
– Это здесь мы собираемся провести ночь? В этой сырой дыре?
Руиз крякнул.
– Будь доволен, что ты не на перевале до сей поры. Что тебе еще понадобится убежище от непогоды, – сказал он.
За последние несколько дней его неприязнь к фокуснику стала гораздо сильнее. Дело было даже не в том, что Фломель устроил первую смерть Низы в той самой пьесе с фениксом, и даже не в том, что он с готовностью и радостью убил бы ее снова по приказу Кореаны. Дольмаэро и Мольнех были равно виноваты в этом. Никто из фараонцев не видел аморальности в жестокости самой пьесы с фениксом, и даже сама Низа, которая в попытке избежать второй смерти попробовала пропороть портновскими ножницами кишки Фломеля.
Нет, Фломель в этом смысле был невинным продуктом своей примитивной культуры, точно так же, как Руиз Ав принадлежал к своей собственной, более цивилизованной.
Но Фломель видел остальных людей только с точки зрения того, могут ли они быть чем-нибудь полезны Фломелю.
Руиз нахмурился, пораженный неприятной мыслью. А намного ли Фломель отличался от него самого? Да, конечно, разница огромна, сказал свирепо самому себе. Иначе я преспокойно убил бы змееныша и жил бы намного легче.
Он встряхнулся. Эти мысли начинали выстраиваться в беспокойную линию.
