Бросив окурок под ноги, Уитмор распахнул дверцу машины и уселся на заднее сиденье.
– Что ты здесь делаешь, Лиз? – мрачно поинтересовался он. – Почему тебе не спится по ночам?
Сказано это было таким тоном, как будто не он, а кто-то другой приказал Шенку доставить журналистку сюда, к одному из двух штабных фургонов, от которого до оцепленного по периметру домовладения оставалось не более полутора сотен метров.
«Не твоя забота, Чак, где и как я провожу ночи», – подумала про себя Элизабет, но вслух сказала другое:
– У каждого из нас своя работа, Чак… Граждане должны знать о том, что происходит в их городе. Они хотят знать правду, а не то, что вы сами сочтете нужным им сообщить. Или у кого-то есть другое мнение на сей счет?
Обернувшись к Уитмору, она перехватила его взгляд, в котором не осталось и малейшей доли той симпатии, которую еще не так давно питал к ней этот человек.
– Вот что, Лиз, – более мягко произнес Уитмор. – Ты для нас человек не чужой, поэтому тебе, как видишь, созданы особые условия…
«Ну да, конечно, – хмыкнула про себя Колхауэр. – Если бы я сама не подсуетилась и не наехала на вас, то вы бы и не подумали создать для меня „особые условия“-.
Но прежде чем она успела хоть что-то произнести, Уитмор расставил все точки над «i».
– Но несмотря на наши симпатии к тебе, мы не можем сейчас раскрыть перед тобой все карты. Ты не хуже нас знаешь правила игры… Пока все не закончится здесь, а ждать, поверь, осталось недолго, я не могу ничего комментировать. Скажи спасибо, что тебя вообще сюда допустили!
– Спасибо, Чак. Тебе, Боб, я тоже благодарна.
– Не стоит нас благодарить, – криво усмехнулся Уитмор. – Тем более что Шенк сейчас отвезет тебя обратно, за линию оцепления. Все, что можно было, мы тебе уже показали. Обещаю, что, как только мы финишируем и у меня выдастся свободная минута, я лично дам тебе экспресс-интервью. И вот что еще… Мы все к тебе хорошо относимся, но это еще не означает, что тебе все позволено. Я не люблю, когда на меня так откровенно давят! Надеюсь, я ясно выразился?! Гм… Шенк, выйди, ты мне нужен на пару слов! Лиз, а ты не светись, сиди пока в машине!
Когда они вдвоем отошли на несколько шагов в сторону, по направлению к штабному фургону, Уитмор поинтересовался:
– Она уже звонила своим в редакцию? Или на телевидение?
– Говорит, что нет. Сказала, что собиралась сначала сама выяснить, что тут у нас за дела… Все ее барахло, включая сотовый телефон, осталось в джипе. Я ее, конечно, лично не обыскивал, но уверен, что даже диктофона у нее сейчас с собой нет… – Шенк усмехнулся, представив себе реакцию Колхауэр, если бы он вдруг попытался ее обыскать. – Какие новости, Чак? Те ковбои, что собираются заарканить нашу добычу, уже здесь?
– Осталось полчаса полета. Как только борт приземлится, их тут же перебросят к нам вертолетом… Думаю, осталось ждать не больше часа.
Уитмор мог бы добавить к сказанному, что, помимо спецподразделения, которое в спешном порядке вылетело в ЛА с Восточного побережья на борту военно-транспортного самолета, ожидается также прибытие, правда, несколькими часами позднее, высокого начальства, среди которого, как ему уже сообщили, будет глава Бюро и первый заместитель директора ФБР.
– Дерьмо это все, – сунув в рот новую пластинку фруктовой жвачки, сказал Шенк. – По показаниям тепловизоров можно судить, что внутри дома находятся четверо. Если бы не тянули резину по приказу сверху, а решились действовать сразу, то наверняка застали бы их там врасплох!
– Какой смысл сейчас об этом говорить? – пожал плечами Уитмор. – Мы выполнили все, что нам было сказано, и пока вроде не облажались… Но если что-то у этих столичных парней сорвется, то, попомнишь меня, все шишки посыплются именно на нас.
– Я в этом не сомневаюсь, Чак. Вот дерьмо…
– От дальнейших контактов с прессой и телевидением придется воздержаться! Как бы кто ни пытался давить на нас! Что же касается Колхауэр, то она, в некотором роде, исключение…
– Элизабет ни за что не согласится петь с чужого голоса.
– Кое-что мы ей уже показали. Она сама понимает, что требовать сейчас от нас чего-то большего – дохлый номер. Вывези ее сейчас за оцепление и накажи ей, чтобы не гнала пока лошадей… Может так статься, что нам самим придется вложить в ее уши полезную для нас информацию.
– Я сразу понял, что ты намерен ее как-то использовать.
– Зачем же так грубо? – поморщился Уитмор. – Я просто пытаюсь застраховать наше будущее… Представь, если у нас случится нечто похожее на то, что произошло в Бостоне три недели назад?! Единственное, чем мы сможем прикрыть свою задницу, возможно, будет именно уважаемая и респектабельная «Лос-Анджелес таймс»…
Шенк хотел спросить у своего старшего коллеги, не будет ли еще каких указаний, но по напряженному лицу Уитмора, да еще по тому, как тот плотнее прижал пальцами динамик к ушной раковине, понял, что начальник внимательно вслушивается в чье-то сообщение.
– Оператор, требуется уточнение, – сказал Уитмор в микрофон. – На объекте находятся не четыре, а шесть целей?
– Совершенно верно, – последовал торопливый ответ. – Приборы зафиксировали появление на объекте двух новых целей!
В следующее мгновение Уитмор переменился в лице. Шенк негромко выругался.
В предрассветном эфире повисла зловещая тишина…
Московская область, Балашихинский район,закрытый объект ФСО,[5] 27 ноября
Романцев пришел в себя спустя четверть часа после того, как женщина-врач – после нее в помещении остался лишь легкий аромат духов – сделала ему внутривенную инъекцию антидота. Двое дюжих, двухметроворостых парней, одетых в защитного цвета комбезы и кепи, – на самом Романцеве красовался новенький спортивный костюм – помогли полковнику, который в первые минуты, пока не подействовал препарат, ощущал себя вдрызг пьяными человеком, перебраться из медблока в соседнее помещение, где их уже дожидалась только недавно прибывшая на объект VIP-персона.
Комната, в которой они оказались, своим убранством напоминала кабинет чиновника средней руки (но без российского триколора и обязательного портрета главы государства). Романцева усадили в кресло. Один из охранников – или кто там они были – почти насильно заставил «трезвеющего» на глазах подопечного выпить целую кружку какой-то горьковатой, вяжущей рот жидкости, у которой – это выяснилось спустя минуту или две – оказалось на удивление приятное послевкусие…
VIP-персона жестом отпустила охранников восвояси, нисколько не опасаясь остаться наедине с человеком, которого с некоторых пор числят за покойника. В помещении горела лишь настольная лампа, да еще по правую руку от Романцева в углу мерцал экран видеодвойки, с остановленным на стоп-кадре изображением. Тупая боль, терзавшая виски и затылок, постепенно сошла на нет. Руки поначалу казались чужими, ватными. Но кровоток возобновился очень быстро: он сначала ощутил покалывание мириад иголочек, а затем, когда прошли и эти не слишком приятные ощущения, Романцев наконец вновь обрел власть над собственным телом.
