Да. – Мат, подлянки ученику и будущим потомкам, это все-таки мощная магия. – Выматерился, напакостил, и вроде как даже полегчало. Вместо унылой тоски, в душе кипит какая-то радостная злоба…Мне бы сейчас очередное нашествие аиотееков очень бы даже не помешало, – чтобы было на ком эту злобу выместить.
…А еще я жрать хочу! – Несколько дней почитай ничего и не жрал, от тоски этой дебильной. Тоже мне, – шаман Великий, – разнюнился как гребанная институтка, о потерянной невинности.
…В самом подходящем настрое подошел к своему костру и рявкнул на Улоскат. – Ноль внимания. Кажись, в нашем семействе распространилась эпидемия безумия, – у этой тоже шарики за ролики закатились.
Ну да, припоминаю о чем говорила Осакат перед тем как начать со мной ругаться. – "Эта Твоя, забрала ребенка и из рук не выпускает. Своей титькой сухой кормить его пытается. А откуда у этой пустоцветки молоку-то взяться?!?!…Вели Дебил, ей ребенка мне отдать, у меня молока на двоих хватит".
Разумное предложение. Только вот видать Улоскат, всю жизнь о своем ребеночке мечтавшая, заполучив нашего с Тишкой, – окончательно спятила. Решила судя по всему что он ее, и отказывается из рук выпускать. Вон, с повязкой на башке сидит. – Это ее сестренка палкой промеж ушей приголубила, чтобы нормально сынишку моего покормить.
Так и живут теперь, – три-четыре раза в день, – драка, как по расписанию. Только с боем и удается из рук этой ополоумевшей, младенца забрать, покормить, а потом она опять его выкрадывает, потому как сестренке за двоими детьми, мужем и мной, никак не уследить…Сдается мне, – если я немедленно не вмешаюсь, – все эти не в меру ретивые родственники, мне ребенка угробят, так сказать, – в припадке излишнего чадолюбия!
– Дай сюда! – Рявкнул я вплотную подходя к старшей женушке, и требовательно протягивая руки.
Она бросила на меня затравленный взгляд, и попыталась поплотнее запихать ребенка куда-то под мышку, одновременно отворачиваясь от меня. – Точно. Совсем крыша съехала! Я пнул ее куда-то по повернутому ко мне боку…Чиста, чтобы кровь отхлынув от воспаленного мозга, к месту удара, ослабила давление на больную головушку…
Она охнула и заскулила как убиваемое животное, а я вдруг вспомнил Тишку и как мы учились налаживать внутрисемейный диалог, без применения мордобоя!
– "Вот ты окончательно и превратился в дикаря, – Дебил, ранее известный как Петя Иванов. – Грустно порадовался я собственным успехам на этом поприще. -…Ох грехи наши тяжкие!!!"
– Дай. – Повторил я уже совсем другим, – мягким и увещевающим тоном. – Никто его у тебя не заберет. Давай Улоскат, приди в себя! Ты же у меня разумная баба!!!
…Думаю не столько слова, сколько интонация сделали свое дело, и Улоскат, продолжая глядеть на меня недоверчиво и испуганно, отдала сверток из шкур с младенцем внутри.
– Дай пожрать чего! – Приказал я ей, даже не столько потому что был голодный, а лишь бы убраться из-под прицела ее жалобно-тоскливых глаз. Она вскочила, и начала суетиться возле костра, продолжая внимательно следить за тем что я делаю.
А что я делаю? – Будто я знаю что с младенцами делать! Я вон, и своего-то, в руках держу второй раз в жизни.
Сначала был ошалевшим от самого факта рождения у меня сына. Потом начались проблемы с Тишкой, потом этот ступор идиотский. И вот только сейчас, нормально могу посмотреть на, как это говорили в старину, – плод моих чресл.
…Мелкий какой-то плод. Если бы не упаковка, так чисто сурок или суслик, только лысый. Рожа красная, сморщенная какая-то.
Тут изучаемый объект раскрыл глаза, и я прибалдел. – Они были большие, как-то нереально голубые как у матери…, и такие же бестолковые.
…А вот несколько волосин на крохотной голове, – черные. – Это у него от меня!
…Ой и хреново же ему наверное придется с таким цветом волос в подростковой банде. Аиотееком небось будут дразнить, и папочкин авторитет тут нихрена не поможет. – Подростковая банда живет по своим законам, ей никакие авторитеты не указ.
Как-то сильно защемило в груди. – Начать что ли его с младенчества по системе ниндзей воспитывать? Чтобы к годам десяти этакий микробрюсли получился, который всем сотоварищам задницу надерет одной левой пяткой? – А то ведь, – что там не говори, а с родительскими генами у него сплошной облом. – И я, прямо скажем не великан, да и Тишка, – хоть и длинная была, но особой крепостью не отличалась. А у тех же Лга*нхи с Ластой евоной, – такой монстрик может народится, что его не то что пяткой, – и танком хрен сшибешь…
Или того, – приучить псов повсюду за ним ходить, и от разных бед охранять?…Только мои псы, боюсь до того времени уже не доживут, а где взять новых?…Сдуру, не подумав взял двух кобельков. Теперь вон и они вовсю маются, каждый сверток шкуры пытаясь изнасиловать. – Очередной Великий Прокол, Великого Шамана!…Впрочем, – в Олидике собаки есть. Только мелкие какие-то.
И тут меня снова конкретно накрыло! – О чем я вообще думаю? – Держу в руках собственного ребенка, а размышляю о собачьем приплоде!
Я вдруг наконец-то осознал, что это существо у меня в руках, – реально мой сын. И я, и только Я, несу за него ответственность. А вместе с ним и за всех, кто будет рядом с ним в бою, на празднике и на охоте. – За Род! Потому что без Рода, без Племени, тут не выжить!
Сейчас только и стало понятно, почему отцовство, настолько меняет статус человека. – До того, сколько бы лет тебе не было, и сколько бы подвигов ты не совершил, – ты лишь пацан, – который отвечает только за себя, и только о себе и думает.
А вот когда приобщаешься в Вечности, получив собственное продолжение в Роде, – тогда перестаешь ассоциировать себя с Пупом Вселенной, система ценностей сдвигается, убирая из Центра "Я" и заменяя его на "Мы", и ты начинаешь мыслить слегка другими категориями.
Например, – "…А ведь не дай бог прибьют меня в очередной разборке с врагами, – Кто позаботиться о ребенке?".
…Племя конечно позаботится! – Кто же еще. И от того каким был его отец, – очень сильно зависит уровень этой заботы, и отношение к этому человечку вообще. Тут ведь, например, при распределении добычи принято и подвиги, и проступки дедушек учитывать. Я разок облажаюсь, – и вот этому комочку плоти у меня в руках, это до скончания жизни будут припоминать, и детям его тоже. А может и внукам, – если облажаюсь конкретно. А как тут не облажаться, если ты лишь врун и пустое место, только изображающее из себя что-то существенное?
Настроение как-то снова ушло в минус, и я, обменяв ребенка на миску с кашей из рук Улоскат, – слопал ее даже не почувствовав вкуса. – Думы в голове роились, прямо скажем безрадостные. Но хоть брюхо набил, а вслед за сытостью, пришла и дремота…
