У Гифта не было сил следить за этим.
Но зачем бы он стал это делать? Все равно то, чему предстояло случиться, было уже предрешено.
Радио в скафандре Гифта буравило его мозг звуками разрушения. Казалось, им не будет конца. За стенками корпуса курьера, тонкими, словно папиросная бумага, и бесполезными как укрытие, все еще продолжалась яростная битва роботов. Орудия палили, взрывы давили на металл с той же силой, что и на нервы, а два человека, уже покинувшие корабль-разведчик, кувыркались и вращались в своих скафандрах.
Проклятие, бой должен был давно закончиться! К этому моменту от корабля-разведчика почти ничего не осталось. Но зрение подсказывало Гифту, что по крайней мере часть корпуса оставалась целой и по крайней мере несколько орудий продолжали вести огонь.
Однако последние двое уцелевших исчезли, растворившись в смертельном фейерверке. Теперь все его коллеги погибли, но он был еще жив.
Перед глазами Гифта стоял сильный и мужественный Траскелук, на пороге смерти пославший гневное проклятие тому, кто посмел не выполнить приказ и бросить в беде маленькую, слабую женщину.
Время шло.
Космонавт Гифт с опозданием сообразил, что радио молчит. И только потом понял, что, должно быть, сам выключил его несколько секунд или даже минут назад.
Затем он, заклиненный в тесном пространстве, оглянулся по сторонам, изо всех сил выгнув голову. Панель управления была от него сбоку. Больше смотреть было не на что. Его громоздкий скафандр почти не оставлял места между двумя концентрическими корпусами машины, которая не была предназначена для людей и могла стать убежищем лишь для одного человека в случае крайней необходимости. Здесь не было ни мебели, ни кресел, ни лампы. Не говоря о системе жизнеобеспечения и искусственной гравитации. Но он не был привязан к этому месту. Благодаря радионаушникам скафандра можно было управлять курьером с помощью голоса, находясь где-то внутри корабля.
Чтобы запустить систему энергоснабжения, достаточно было нескольких секунд. Теперь курьер полностью владел всеми своими оптэлектронными органами чувств. Его ограниченный разум ждал только одного — приказа, куда лететь. Гифт рассеянно подумал, что он бы еще мог сделать то, что приказала ему младший лейтенант Террин: стать героем, чего от него ждал бы любой, на скорости в четыре или пять g рвануться навстречу смерти в расчете на то, что двое людей еще живы, ждут, пока их подберут, и рассчитывают втроем поместиться в этом пространстве.
Но все оставалось по-прежнему. Он просто не мог заставить себя сделать это.
В решающий момент последнего выбора космонавт Гифт понял, что не в состоянии смотреть в лицо неминуемой смерти. Какой смысл думать о смерти, если ты сам как мертвый? Но страшнее смерти была мысль о том, что он может стать пленником берсеркера, который заживо сдерет с него шкуру ради того, чтобы добыть крохи информации, которая для обеих воюющих сторон скорее всего не представила бы никакой ценности. Ему приходилось слышать жуткие истории, и никто не отрицал, что часть их была правдивой. Пленника могли мучить как мышь, которая участвует в каком-то непостижимом эксперименте врага, раз за разом пытающегося понять человеческую психику.
Внезапно к Гифту пришло понимание собственной натуры. Все это напоминало попытку распахнуть дверь и предстать перед чем-то чужим и совершенно неожиданным. Выбрать такой путь было так же невозможно, как пройти сквозь кирпичную стену. Последний шанс Террин и Траскелука на спасение, каким бы ничтожным он ни был, целиком зависел от того, сумеет ли Гифт направить к ним космический курьер. Но Нифти понял, что и этот шанс, и их жизни значат для него очень мало.
Глядя на плоскую маленькую панель величиной с человеческое лицо, на которой пылали лампочки индикаторов, Гифт обнаружил, что часть символов ему незнакома, а остальные совершенно неразборчивы. Почему-то — возможно, благодаря недосмотру технических служб — приборы были снабжены табличками, заполненными словами из языка, который смогли бы понять лишь несколько членов экипажа корабля-разведчика. Во всяком случае, сам Гифт знал этот язык очень плохо.
Чтобы перейти на другой язык, достаточно было лишь отдать соответствующую команду. Однако по какой-то причине, которую он потом так и не смог понять, Гифт этого не сделал.
Впрочем, главное было ясно без слов. Гифт не выполнил приказа Террин и не включил двигатель, предназначенный для перемещения в ближайшем пространстве. Он не стал пользоваться клавиатурой или речевым входом и для того, чтобы послать курьера в самоубийственную атаку. Вместо этого пальцы (с которых он не сводил глаз) сами собой нажали на кнопку экстренного спасения. Тут нет искусственной силы тяжести, напомнил себе Гифт. Ничто не защитит тело от ускорения. И вдруг он испытал странное чувство, что его тело делает все необходимое для собственного спасения, не обращаясь за советом к разуму.
Его драгоценная плоть и кровь приняла управление на себя, заставив забыть об абстракциях, называемых приказами и ответственностью, и вынудив искать спасения в бегстве. Гифту казалось, что тело предало его… но оно спасало себя, а тем самым и его. Правила, долг, моральные ограничения — все превратилось в дым. Речь шла лишь о физической жизни или смерти.
Складывалось такое впечатление, будто он, космонавт Себастьян Гифт, наблюдает за поведением своего тела со стороны.
Решение было принято; он надежно укрылся внутри курьера. Сцена, на которой разыгрывалась битва, исчезла; звуки, громыхавшие в наушниках, умерли. Место, где он чуть не погиб, быстро оставалось позади…
Вибрация окружавшего Гифта тонкого металла подтвердила показания панели: главный двигатель курьера пробудился. А мгновение спустя Нифти почувствовал некий внутренний толчок, означавший, что он сам и несущее его транспортное средство находятся в космическом полете. Слово «ускорение» потеряло свой обычный смысл.
Когда Гифт понял, что все еще жив, на него накатила волна слабости. Ведь и берсеркер тоже остался позади… теперь их разделяло столько километров, сколько человек не смог бы пройти пешком за всю свою жизнь.
Умом космонавт Гифт понимал, что автопилот курьера, специально спроектированный для межзвездных полетов, прекрасно может за несколько дней доставить его в Порт-Даймонд. Фифти-Фифти или любой другой безопасный космопорт.
Но не прошло и десяти минут полета, как его начала донимать мысль, что автопилот неисправен. Или что-то неладно с двигателем. А через мгновение — тут Гифт затаил дыхание и прислушался — ему почудился какой-то странный негромкий звук, доносившийся из внутреннего корпуса, как раз из того места, где полагалось быть автопилоту. Он включил микрофон скафандра, прижался шлемом к стенке внутреннего корпуса и снова прислушался.
