– А-а-а, понятно! – кивнул Уклод. – Я читал об этом в отчете Рамос, переданном Высшему совету; его-то и переписал Йорк. Однако ее отчет – единственный документ, касающийся ситуации на Мелаквине, и наша семья считает, что этого недостаточно. В данный момент моя бабка Юлай летит на Новую Землю, чтобы предъявить оставленные нам Йорком документы. А дальше произойдет вот что. Адмиралтейство и СМИ немедленно пошлют на Мелаквин своих людей; однако флотские корабли летают быстрее, и к тому времени, когда репортеры сюда доберутся, смотреть будет не на что, разве что восхищаться почти стерильной чистотой. В результате упадет доверие не только к мелаквинской истории, но и ко всей собранной Йорком информации. – Уклод усмехнулся. – Ну вот, мисси, моя бабушка и решила, что нужно раздобыть дополнительные доказательства до того, как Адмиралтейство проведет на планете генеральную уборку. Вот почему я здесь.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА РАЗБРОСАНЫ ПОВСЮДУ
Уклод прибыл в Весловилль с чем-то под названием «честная камера» – сложное записывающее устройство, изобретенное шадиллами, очень высокоразвитой расой. В ней используются хитроумные научные трюки, не позволяющие искажать зафиксированное изображение; имеются также встроенные часы и определитель месторасположения, что дает возможность точно установить, когда и где производилась съемка. Менее развитые расы, вроде людей, еще не достигли технологического уровня шадиллов. В частности, они не в состоянии преодолеть шадиллские защитные меры, и потому в судах Технократии снятое этой камерой рассматривается в качестве «неопровержимой истины».
Маленький оранжевый преступник сделал много снимков, удостоверяющих, что разведчики здесь действительно побывали. На центральной площади валялось множество оставленных ими доказательств: части навигационного снаряжения, мелкие инструменты, детали машин и рюкзаки. Находясь здесь, люди строили космический корабль, рассчитывая на нем сбежать, и когда в конце концов они покинули планету, это произошло столь поспешно, что ни о какой уборке не было и речи.
Если уж быть совсем честной, площадь превратилась в позорную свалку, вдобавок разбросанные повсюду металлические, пластиковые и прочие предметы были непрозрачны. Все это валялось там, где было оставлено, на протяжении четырех лет, прямо под дырой в своде пещеры, зимой и летом, подвергаясь внешнему воздействию. В результате образовалась отвратительная масса, покрытая разноцветной плесенью. Подобрав брошенную кем-то одежду, я даже обнаружила, что она во многих местах кем-то прогрызена.
– Это куртка разведчика, – заявил Уклод.
Я кивнула. Большинство высаженных на Мелаквин людей принадлежали к корпусу разведчиков. Мне они не слишком нравились – худшие из них заставляли чувствовать себя неуклюжей и глупой, приглашали ночью поиграть с ними в постели, а когда наступало утро, всегда уходили – молча, не глядя в глаза. Разведчики могут заставить вас чувствовать одиночество и печаль… однако моя подруга Фестина, тоже разведчик, всегда была очень, очень добра. Выходит, не все разведчики одинаково плохие.
Я прижала куртку к груди. Она была сшита из плотной черной ткани, на фоне которой снежинки выглядели словно звезды в ночном небе.
– Она принадлежала кому-то из твоих знакомых? – спросил Уклод.
– Не думаю. Однако Фестина всегда с большой нежностью отзывалась о черной форме разведчиков как о ценной и важной вещи. Она огорчалась, что не сообразила прихватить с собой на Мелаквин запасной комплект.
– Надо полагать, ей тогда было о чем тревожиться и без этого, – заметил оранжевый человечек. – Она ведь считала, что ссылка сюда – чистое самоубийство.
– А вот другие разведчики позаботились о запасной форме. Их предупредили, что, возможно, высадят здесь, и они прихватили с собой важное снаряжение и ценные личные вещи. – Я обвела взглядом разбросанный по площади хлам. – Похоже, они не так уж ценили свое имущество. Собираясь улетать, разведчики просто бросили все ненужное гнить на улице, покрываться снегом, мокнуть под дождем. На самом деле их волновали только они сами, больше ничего, – глядя на падающий сверху мокрый снег, я внезапно испытала острое чувство грусти и прошептала: – Даже Фестина улетела.
Уклод дружески похлопал меня по ноге.
– Эй, я ведь читал отчет твоей подруги о том, что здесь произошло. Рамос покинула планету не по доброй воле; и, что ни говори, она считала тебя мертвой.
– Но я же говорила ей, что не могу умереть! Говорила, что наш народ живет, живет и…
– Весло, – прервал меня Уклод, – ты выглядела мертвой. Сердце не билось; первоклассная аппаратура разведчиков не обнаружила никаких признаков жизни. Рамос решила оставить тебя среди твоих соплеменников; она подумала, что ты хотела бы этого.
– Но я не была мертва!
– Ладно, ладно, Рамос ошиблась. Пусть так, но она не просто бросила тебя, а отнесла в эту Башню предков и положила там, устроив поудобнее. Руки сложены на груди, глаза закрыты, топор на груди. – Он улыбнулся. – Отправившись на поиски тебя, именно это я и рассчитывал увидеть: симпатичный стеклянный труп, который можно сфотографировать. Я даже обдумывал, не отвезти ли твои останки на Новую Землю, чтобы законники использовали тебя в качестве вещественного доказательства. Но когда я добрался туда, где, по словам Рамос, ты должна была лежать, – о чудо! – ты дышала. Ну, я и спросил, не Весло ли ты.
– Конечно, я – Весло! – внезапно моя печаль рассеялась. – Можешь радоваться, я не умерла.
Маленький человечек пожал плечами:
– Я тащусь от тебя, дорогуша, истинная правда; но, должен признаться, мертвая ты была бы для меня ценнее. Красивая девчонка, вся избитая, переломанная, – это у публики пользовалось бы большим успехом. А если ты жива и в полном порядке, что я смогу продать телевизионщикам? – Он пнул проржавевший обломок непонятно чего. – Думаешь, они ухватятся за фотографии этих спящих от скуки стариков? Пять секунд на экране – вот все, на что можно рассчитывать; а потом телевизионщики переключатся на что-нибудь более интересное – вроде таксы, жонглирующей золотой рыбкой.
– А по-моему, лучше быть живой. Без сомнения, я буду пользоваться большим успехом у публики и смогу сама описать все те ужасы, которые я пережила. Что касается сенсационных описаний эмоциональной травмы, тут мне нет равных.
– Ха! – Уклод оглядел меня с ног до головы. – Должен признаться, ты в новостях имела бы огромный успех. И телевизионщикам гораздо больше понравится на экране твое лицо, чем Рамос.
Я сочувственно закивала. Фестина очень милая, но не наделена ослепительно-царственной красотой.
