Ваня немного поколебался и пошел за ней. От смрада крови мутило, желудок скрутило в узел, голова кружилась, монотонное жужжание мух над мертвыми людьми сводило с ума, но он все равно шел и остановился только у первых носилок, на которых лежал мертвый парень с раскосыми глазами и забинтованной головой.
На его нательной рубашке темнели бурые пятна крови, по дырам в ткани было хорошо заметно, что его закололи несколькими ударами в грудь и живот, но лицо было спокойным и умиротворенным, словно раненый спал.
Рядом с ним лежал совсем молоденький мальчишка, у этого, наоборот, рот был раззявлен в крике, а он сам раскинул руки словно плыл на спине.
— Ванечкой его звали… — тихо сказала Маша, подойдя к Ване. — Из Твери он. Кричал сильно, когда его убивали, не хотел умирать. Я всех раненых по именам запомнила, их здесь сорок девять человек было. Те, кто мог ходить, ушли с нашими, а тяжелые остались. Мы хотели их вывезти на машинах, но бензин давно закончился…
Она опять беззвучно заплакала, некрасиво кривя рот.
— Перестань… — хрипло приказал Иван.
— Я не могу, — зло огрызнулась Маша, комкая в ладонях ремень санитарной сумки. — Не могу перестать…
Ваня беспомощно оглянулся, взял под локоть девушку и тихо сказал.
— Нам надо уходить. Сюда могут вернуться немцы.
Где-то на задворках мыслей мелькало, что девушка в спутницах будет обузой, но бросить ее здесь он просто не мог. Срабатывало заложенное в подкорке: женщинам в беде надо помогать. Несмотря на то, что отец Вани нажил состояние не совсем праведным путем, он отличался традиционными взглядами на жизнь. Которые не поленился привить сыну. Что-то Иван благополучно забыл, но многое все-таки впитал.
— Надо похоронить, Марью Ивановну! — твердо ответила Маша и вырвала руку. — Хотя бы ее!
Иван про себя чертыхнулся, лезть на дерево, а потом копать могилу очень не хотелось.
К счастью, Маша тут же сникла, кивнула, сбегала в палатку и вернулась с тощим вещмешком.
Ваня не оглядываясь пошел в лес, девушка побрела за ним.
Что делать и куда идти, Иван по-прежнему не понимал и для начала решил просто отойти подальше от этого жуткого места.
Но отойти подальше не получилось, почти сразу же они опять уперлись в болото, которое пришлось обходить.
Через час, заметив, что военфельдшер полностью выбилась из сил, Ваня устроил привал. Сам он совсем не устал, правда, сильно досаждали неудобные немецкие портянки, которые несколько раз пришлось перематывать и грязь. В быту очень чистоплотный, Иван по-настоящему страдал, запах собственного пота изматывал почище ходьбы по кочкам.
— Ты откуда?.. — с того времени, как они ушли из полевого госпиталя, Маша заговорила впервые.
— Из Москвы, — неохотно ответил Иван. Настроения разговаривать не было, он еще не отошел от увиденного, общая безысходность тоже не добавляла настроения. Никаких положительных перспектив он для себя не видел, как ни ломал над этим голову. Какие, в самом деле, перспективы? Если не немцы пристрелят, гребаное НКВД выведет на чистую воду, после чего прогулки по болотам покажутся приятным времяпровождением.
— А я из Рязани, — откликнулась девушка. — Детдомовская я. — Она немного помолчала, а потом с надеждой поинтересовалась: — Ну и что будем делать дальше? К своим будем пробиваться?
Прозвучало это так, словно Маша была полностью уверена в своем спутнике.
— К своим… — после недолгой паузы, тихо ответил Ваня и задумчиво поинтересовался сам у себя. — Вот только, где они, эти свои?
— На севере, — охотно подсказала военфельдшер и ткнула рукой туда, откуда доносилась глухая канонада, не стихающая целый день. — Вон там, наверное.
Иван глянул в ту сторону и про себя выругался. Ни к своим ни к чужим идти не хотелось, а хотелось домой, в свое время. Где для начала сбросить ненавистные сапоги, вымыться до скрипа, а потом, заскочить к своим приятелям по политическим увлечениям и переломать им все ребра. И руки с ногами тоже.
— Ой, совсем забыла… — спохватилась девушка. — Давай я рану тебе обработаю.
— Подожди… — Иван отстранил ее руку и полез в ранец доставать немецкую аптечку, которую нашел в бронетранспортере.
При виде мелькнувшей в ранце консервной банки, военфельдшер судорожно сглотнула.
— Сколько не ела? — Ваня заглянул в голодные глаза девушки и принялся доставать продукты. — Ешь давай, потом перевяжешь.
— Три дня… — едва слышно ответила Маша, взяла в руки плитку шоколада и беззвучно заплакала.
— Блядь… — в голос ругнулся Ваня и грубо добавил. — Хватит выть. Все будет хорошо. Ешь, только понемножку. — Потом сам разорвал упаковку галет и дал одну девушке в руку. — Съешь только это, только побольше водой запивай. И еще кусочек шоколада. Больше нельзя пока.
— Я знаю, спасибо… — вежливо поблагодарила Маша, но есть так и не начала.
— Что? — возмутился Иван, но потом сообразил в чем дело и отвернулся. — Теперь ешь, я смотреть не буду.
Сам тоже съел всего одну галету и квадратик шоколада, хотя есть по-прежнему не хотелось.
Пока ели, начало темнеть. Ваня начал выбирать место посуше для ночлега, возле болота везде под ногами хлюпала вода. И уже через несколько десятков метров наткнулся на еще одну лесную дорогу, мощеную почерневшими от времени бревнами.
На бревнах отчетливо просматривались свежие следы гусениц. Сначала Ваня хотел уйти от этих следов куда подальше, но потом, из любопытства, пошел по ним и набрел уже на сам танк. Самый настоящий, с виду абсолютно целый, правда совсем небольшой размерами, да и торчавшая из маленькой башни пушка походила скорей на ручку швабры, а не настоящую пушку.
Люки были открыты, но людей вокруг не наблюдалась.
«Т-60, легкий советский танк…», — машинально определил про себя Иван и немедля стартанул в кусты.
Военфельдшер Курицына метнулась за ним следом, но сразу высунула голову из жимолости и гордо заявила:
— Это наш. Только забыла, как называется. Идем, посмотрим?
— Сиди здесь… — Ваня отдернул ее за ремень назад, перекинул свой автомат вперед и, сделав широкую дугу по лесу, перебежал к танку.
Инстинкт самосохранения трубил тревогу, но его совершенно забивал странный азарт. Иван неожиданно понял, что получает странное удовольствие от своих действий. Он даже почувствовал себя настоящим солдатом в разведке.
Высунув ствол автомата из-за дерева, Ваня немного понаблюдал за танком, а потом, наконец, решившись, вышел на дорогу, заглянул в кормовой люк и тихо поинтересовался:
— Есть кто живой?
Ответа не последовало.
На стук автоматом по броне тоже никто не откликнулся.
Иван еще подождал немного и махнул рукой Маше.
— Здесь никого нет.
Военфельдшер подбежала, опасливо прикоснулась к броне и обрадованно заявила.
— А он теплый! Может в нем заночуем? Холодно же…
Несмотря на теплую пору, в лесу к вечеру действительно сильно похолодало. Военфельдшер Курицына отчетливо постукивала зубами, да и самого Ивана то и дело пробивал озноб.
Ночевать на сырой земле не улыбалось.
Ваня немного подумал и согласно кивнул. Немцы ночью вряд ли будут шастать по болоту, а рано утром можно опять свалить в лес. А чтобы зверье не забралось, надо просто задраить люки.
Курицыну уговаривать не пришлось, она мигом ловко забралась внутрь машины. Ваня пока лез здорово ушиб локоть, но от ругательств воздержался, чтобы не позорится перед девчонкой. Машу он воспринимал именно как девчонку, а не как офицера.
В танке сильно пахло маслом и бензином, но, несмотря на запах, внутри оказалось неожиданно уютно, хотя и очень тесно.
Покрутив головой, Иван нашел панель с тумблерами, по наитию поклацал ими и неожиданно включил внутри свет.
Как выяснилось, экипаж бросил машину с боекомплектом. Под казенной частью пушки в коробе поблескивали снаряды в ленте, а в пулемет был вставлен диск.
Над причинами, почему они так поступили, Ваня не стал задумываться. Всякое в жизни случается. Может сломался или бензин закончился, мало ли чего.
