Макс почесал в голове, похмыкал. Матвей давно мечтал докопаться до чего-то имеющего мировое значение и даже не очень скрывал это. Запросы самого Макса были скромнее: хотя бы иногда нагружать мозги работой, выходящей за рамки служебных обязанностей и быта. Пусть не каждый день, но уж раза два в неделю – обязательно. Иначе не вынести такого бытия. Хотя если расстаться с Мартой, то, наверное, можно будет обойтись и без завиральных теорий Матвея… но что тогда останется в жизни?
Впрочем, расстаться с Мартой придется так и так… Жаль, конечно, причинять ей боль, но тут уж ничего не поделаешь. Или расстаться, или петельку намылить – а много ли толку от петельки? Ничего, поплачет, позлится, переживет несколько циклов, успокоится – и найдет себе другого мужа, положительного и домовитого…
«Марта, Марта, надо ль плакать?» – вдруг всплыла откуда-то фраза, но откуда, чья и по какому поводу сказанная – загадка. Из тех загадок, что не разгадываются.
– Прошу меня извинить, – раздалось вдруг над ухом, и Макс, вздрогнув, обернулся. Позади стоял тот самый тип, что глазел на него битый час.
– Прошу не счесть мое любопытство праздным, но я нечаянно услышал кое-что из вашей занимательной беседы, и ее тема показалась мне в высшей степени интересной. – У незнакомца был легкий акцент. – Кажется, вы говорили о новоприбывших?
– Какое тебе дело, о чем мы тут говорили? – окрысился Матвей. Статус пролетария давал ему преимущество – возможность хамить кому угодно, кроме прямого начальства.
Против ожидания неизвестный не стушевался.
– Вовсе незачем грубить, – мягко произнес он. – Мне до этого прямое дело. Я новоприбывший. Вы ведь хотели изучать их, я не ошибся? А если так, то почему бы вам не начать с меня? Я готов ответить на все ваши вопросы.
– На все? – заинтересовался Макс.
– Кроме самых интимных, разумеется, – засмеялся незнакомец. – Кстати, меня зовут Федор. Или Теодор, если такая транскрипция вам удобнее. Дар богов в переводе с греческого.
– С какого-какого?
– С какого угодно. Хоть с древнегреческого, хоть с новогреческого – все едино.
Матвей и Макс переглянулись. Дело было ясное: типичный новоприбывший. Почти наверняка не любитель розыгрышей и не вор на доверии. Типичный синдром, типичный бред.
На ловца и зверь бежит, как говорится.
Пришлось представиться:
– Меня зовут Макс. А это Матвей.
Теодор переложил саквояж в левую руку, а правой церемонно приподнял шляпу. Матвей сердито засопел.
– Очень приятно, очень! – с воодушевлением воскликнул Теодор. – Ну-с, когда начнем исследование? Прямо сейчас?
Матвей засопел громче.
– Может быть, завтра? Хорошо? Ну вот и договорились. Завтра так завтра. Встретимся здесь в полдень. Ах, вы будете на службе? Ну, тогда вечером. Приходите. Вам надо разобраться кое в чем, да и мне, представьте, тоже. Скажите, здесь всегда такая погода? Сегодня она просто замечательная. А завтра такая же погода будет?.. Ну-с, всего вам доброго, до завтра! – Незнакомец приподнял шляпу, вроде бы собираясь уходить. – Ах, как приятно поговорить с умными, а главное, ищущими людьми! Здесь, знаете ли, народ по большей части скучный какой-то… Очень, очень приятно!
– Мне тоже приятно, – пробормотал Макс, а Матвей досадливо крякнул.
– Послушайте! – Теодор совсем расцвел. – А не прогуляться ли нам немного? Побеседуем, а я, кстати, и город посмотрю, занятный у вас город… А?
– Да я… – начал было отнекиваться Макс и вспомнил Марту. Идти домой совсем не хотелось. – Ну… почему бы и нет?
Матвей шумно выдохнул, махнул рукой и пошел прочь. Макс озадаченно посмотрел ему вслед.
– Боюсь, что это я виноват, – объяснил Теодор. – Я, знаете ли, как попал на Стеклянную площадь, так и начал смотреть, что внизу делается… ну, как все зеваки. Ничего не понял, плюнул в сердцах. Причем натурально, знаете ли, плюнул, слюной. Не выдержал. Откуда мне было знать, что это запрещено? Вон табличка висит, сорить запрещает, а разве плевок – это сор? Выгул собак запрещен, въезд гужевому и паровому транспорту запрещен, а насчет, простите, плевков и сморканий – молчание. Это недочет. Ну – тут этот дворник налетел и давай кричать… Он на меня, я на него. Теперь дуется.
– Лучше бы вы кувалдой по «стеклу» били, – сдерживая смех, сказал Макс. – Тогда бы он ничего не сказал. Может, подзадорил бы даже: лупи, мол, сильнее.
– Откуда мне было знать? Кому же и попадать впросак, как не новичкам? Ну-с, идемте, идемте!..
Неприязнь к незнакомцу давно улетучилась. На краю площади сдали тапочки. Макс выбрал маршрут поживописнее и повел Теодора знакомиться с городом. Показывал на здания, рассказывал, что помнил. О многом, увы, рассказать не мог.
Странное дело: у Макса сложилось впечатление, что его спутник не так уж рьяно интересуется городской архитектурой и историей. Теодор не задавал вопросов – вежливо кивал и молчал. Так ведут себя те, кто уже бывал здесь прежде. Конечно, этого не могло быть, ясно же видно: новоприбывший… Но не такая реакция на новое характерна для новоприбывших, не такая! Правда, судя по речи, прибыл он сюда не вчера, а по меньшей мере три-четыре дня назад – за это время можно успеть десять раз обойти город вдоль и поперек. Но если он это сделал – зачем тогда экскурсия?
Наконец Макс не выдержал:
– Ладно уж, кончайте темнить. Говорите прямо: что вам от меня надо?
– От вас? – картинно изумился Теодор. – Позвольте, но ведь вы сами…
– Город вас не интересует, это я понял. Значит, интересую я. Угадал?
Теодор весело чертыхнулся.
– Что ж, не стану отрицать. Судя по вашему разговору с тем старичком… Матвеем, кажется?.. судя по тем обрывкам вашего разговора, которые я невольно услышал, вы человек, интересующийся теми же вопросами, что и я. Правда, насколько я успел понять, мы с вами стоим на диаметрально противоположных позициях, научные оппоненты, так сказать. Вы утверждаете, что мир плоский, как лист фанеры…
– Не бывает бесконечных листов фанеры, – перебил Макс.
– А я и не утверждаю, что ваш мир конечен, – живо подхватил Теодор. – Я этого просто не знаю, мои интересы, так сказать, более практические. Однако конечен он или бесконечен, мир – ваш мир – представляет собой колоссальную плоскость с наложенными на нее природными неровностями рельефа, так?
– Ну… так.
– А тот мир, из которого я прибыл сюда, все-таки шарообразен в первом приближении. Скажу более: в моем мире существуют и другие шары, они называются планетами. Могу продолжить: существует множество миров, или вселенных, и в большинстве из них люди живут на шаро образной, а не плоской поверхности. Они рождаются, растут, взрослеют, стареют и умирают – умирают, к сожалению, навсегда. Ваш мир – редчайшая аномалия.
