Все эти мысли разбудили во мне большое желание посмотреться в зеркало. Надо увидеть свою физиономию наяву, картинка из памяти, как-то меня не впечатлила. Поэтому я задал вопрос, совершенно не относящийся к теме доклада:
— Слушай, Наиль, а у тебя, случайно, нет зеркала?
В совершеннейшем недоумении тот, вытараща глаза, ответил:
— Нет, все личные вещи сдал старшине в обоз.
Следующий вопрос погрузил его в полную прострацию:
— Асаенов, а ты, случайно, не из Чингизов?
Он нервно сглотнул и, уже заикаясь, переспросил?
— И-и-из, каких э-это че-чен-нгизов? М-м-моя и-из с-семьи б-б-бедного крестьянина. М-м-мы в п-первой д-десят-тке з-з-записались в к-колхоз.
— Да я не про твой сраный колхоз. Может быть, в твоей семье передавалось из поколения в поколение, что твой прапрапрадедушка, был Чингисханом. Говорят, он был такой же рыжий, как ты.
Наиль несколько взбодрился, немного подумал и ответил:
— Да нет, никто про это не говорил. Сами подумайте, если бы я был потомком такого великого человека, то разве служил бы сейчас рядовым. Наверняка, стал бы генералом и сидел в тёплом штабе, смотрел на карты, а ординарец подносил бы мне горячий чай.
В его голосе слышалась явная тоска по теплу и домашнему уюту, которые были так далеко от нас. Но он преодолел эту секундную слабость и, уже другим голосом, спросил:
— Товарищ лейтенант, может быть вам в госпиталь надо? Наверное, пуля здорово шандарахнула по голове и у вас контузия. Давайте я отведу вас к нашему фельдшеру.
Я, проигнорировав этот недвусмысленный намёк, продолжал вводить его своими фразами в ступор:
— Слушай, Асаенов, а какое тебе прозвище в отделении дали?
Наиль, уже не думая, механически ответил:
— Оса. А что?
— Нет, насекомое, тебе не подходит, слишком ты здоровый. Наверное, они взяли первые буквы твоей фамилии, переделав А, на О. Я придумал тебе, новую боевую кличку – «Шерхан». Слышишь, как она грозно звучит. Как только чухонцы услышат – «Шерхан, вперёд», – то вмиг разбегутся по своим чумам.
Наиль тем же равнодушным голосом ответил:
— Да мне всё равно, как будут звать, лишь бы комот поменьше дрючил.
Потом подумал и добавил:
— Чем бы начальство ни тешилось, лишь бы отдохнуть давало. А всё-таки, товарищ лейтенант, почему «Шерхан» и что это такое?
— Э-э-э, Наиль! Это повелитель тигров, о нём писал великий английский писатель Киплинг. К тому же, тебе очень подходит второй слог этого имени – хан. Но, сам понимаешь, по политическим соображениям нельзя употреблять это слово. Оно характеризует верхушку эксплуататорского класса, а задача нашей партии – их всех к ногтю. А Шерхан, это политически грамотное имя, книги Киплинга сам товарищ Сталин одобряет.
Весь этот наш трёп оборвал выкрик Перминова:
— Товарищ лейтенант, там по-моему, старший политрук с Кузей к нам идут. Сейчас комиссар начнёт всем вправлять мозги. Может быть, мне пока оттащить труп Сидоркина в тыл? Нужно самим похоронить Сидора, а не оставлять его похоронной команде. По-людски надо с ним проститься. Жалко мужика, хороший он был человек – правильный.
Первым делом, я посмотрел в сторону нашего тыла, для этого мне пришлось, руками упираясь в плечи Наиля, усадить его на корточки. Своей мощной фигурой он загораживал всю перспективу. Стоял он почти вплотную ко мне, и тоже старался спрятаться за дерево, на которое я опирался спиной. Отодвигать его в сторону или самому выходить на открытое пространство – значит, попасть в прицел к финскому снайперу. А предыдущий опыт показал, чем это чревато.
Когда я заставил пригнуться Асаенова, то увидел метрах в ста две фигуры. Одна легко и свободно катила на лыжах, лихо объезжая попадающиеся на пути деревца:
«Командир второго отделения, Серёга Кузнецов, — тут же сообщило моё подсознание, — во взводе его все зовут Кузя.»
Второго человека я тоже узнал по полученному ранее яркому образу, единственным дополнением, выданным мне внутренним голосом, было:
«Каневский, не любит, чтобы к нему обращались как к старшему политруку, очень любит, когда его называют комиссар. Перечить ему или что-то доказывать не надо, всё равно не поймёт, а только разозлится. Очень любит читать нотации, поучать, показывая тем самым, что он тут самый умный и политически грамотный. Просто – наместник ЦК в нашем убогом обществе.»
Несмотря на его самомнение, что он прекрасный боец и великий, правда, не признанный, стратег, на лыжах политрук смотрелся очень смешно. Катил еле-еле, постоянно теряя равновесие. Он был раза в два толще Кузи, и вообще, в белом маскхалате, на лыжах, с биноклем на груди, он смотрелся очень нелепо и чуждо. Я ещё подумал, что таким – самое место в каком-нибудь музее абсурда и уж никак им нельзя доверять судьбы и жизни других людей.
Прикинув, что такими темпами, как двигается Наум Лейбович, им добираться до нас ещё минут пять, я посмотрел в сторону Перминова. Он, к этому времени, уже перевернул тело Сидоркина и оголил его грудь, которая вся была залита кровью. Снял он с него и ружьё с патронной сумкой и положил их прямо в снег, недалеко от себя.
«Приготовил для передачи их мне, — подумал я, — но, наверное, постеснялся прерывать разглагольствования командира.»
— Петруха, оставь пока Сидоркина, давай, двигай, помоги товарищу политруку к нам добраться. Укажи им безопасный путь в объезд этой прогалины.
Пока я выдавал распоряжения Петрову по обеспечению грамотного подъезда начальства к нашему дереву. Каневский с Кузей уже вкатились, на хорошо просматриваемую со стороны снайперов, лесную прогалину. Я примолк и со страхом ждал сухих щелчков от выстрелов. Дёргаться и кричать им об опасности снайперского обстрела уже не имело смысла. Лишняя суета могла только привлечь внимание «кукушек». А так, был вариант, что если у них большой сектор, который они должны охранять, то две фигурки в маскхалатах на километровом отдалении они могли и не заметить.
Политрук, с комотом-2, благополучно проехали всю прогалину и остановились недалеко от нашего дерева. Даже не поздоровавшись и не выяснив, почему у меня весь маскхалат забрызган кровью, Каневский сразу же начал кричать:
— Черкасов, какого хрена ты здесь прохлаждаешься! Я уже минут двадцать нахожусь в месте расположения твоего взвода, и ни один красноармеец не знает, где их командир. Только и слышу – впереди снайпера, засада, лейтенант думает, как их обойти. Тьфу, Чапай, нашёлся! Знаешь, что бы сделал Василий Иванович, он давно бы организовал атаку и смёл бы эту несчастную засаду. Ты что, не понимаешь, что там, впереди, бьются с империалистическими наймитами, наши братья из 44-й дивизии. Сейчас каждая минута дорога и нельзя позволить белофиннам поступить с ней так же, как с 163 дивизией, которую они в декабре окружили и уничтожили. Тогда тоже, наверное, какие-нибудь умники думали, как обойти засады. А то, что империалистическая сволота, во главе с Англией, только и ждёт нашего срыва, они не думали? Капиталисты всего мира кинутся помогать белофиннам, если у нас произойдёт какая-нибудь заминка. Так что, лейтенант, хватит тут изучать противника, давай, вызывай весь взвод и цепью, вперёд, в атаку. Настоящий коммунист не должен дрожать за свою жизнь, а должен, если партия прикажет, отдать всю свою кровь за дело Ленина-Сталина. А ты, Черкасов, можно сказать, без пяти минут кандидат в члены ВКП(б).
