Поэтому, услышав за своей спиной чьи-то шаги, Игорь не насторожился. Ну идет себе человек и пусть идет. Мало ли кому приспичило пройти с одной станции на другую? Оживленным проспектом перегон не был, но и совсем уж пустынным его назвать было трудно.
Человек догонял, и Князев немного посторонился, чтобы тот мог беспрепятственно пройти мимо: туннель широкий — всем места хватит. Но тот вдруг раздумал идти на обгон, и теперь мелкие камушки и куски бетона похрустывали под чужими подошвами в унисон с его, Игоревыми, шагами метрах в десяти позади.
«Может, просто боится один идти? — подумал парень, оборачиваясь и тщетно вглядываясь в темноту. — Наверное, еще со станции решил ко мне пристроиться — я все-таки военный, со мной не так страшно. Ну и правильно. Мы ведь всегда цивильным помощь окажем. Служба!»
Присутствие чужого он ощутил слишком поздно: нога зацепилась за что-то, чего здесь, на знакомом до мелочей бродвее, быть не могло. Не должно. Игорь полетел наземь, ободрав о шпалу костяшки пальцев.
— Эй! — вскрикнул он. — Какого?!..
Могло случиться только одно: кто-то из сослуживцев решил подшутить. Или проучить Князева, чтобы не зазнавался после вчерашнего подвига. Вот и устроили ему…
— Хватит, парни, не смешно. — Он попытался подняться на ноги, но сильный удар по голове швырнул его на рельсы.
Спасло чудо — или чутье. Ткнувшись мордой в сырой грунт, Князев сразу катнулся в сторону — подальше от того места, куда упал. И спустя мгновенье ровно оттуда послышался короткий зловещий хруст — в щебень входила сталь.
«Трижды пять», — еще раз, по инерции, крутанулась в голове фраза из считалки.
Рукоять «шпаги» сама легла в ладонь. Рефлекс быстрее мысли. А в метро — все на рефлексах, иначе сожрут.
Глаза уже привыкли к темноте. У тех, кто под землей жизнь прожил, так иногда бывает: капли света, самого тонкого лучика хватает, чтобы ухватить самое важное. Особенно когда жизнь висит на волоске…
На фоне слабого отсвета от невероятно далекого фонаря мелькнула темная фигура. Рефлекс — мгновенный выпад — и острие «шпаги» с небольшим напрягом, будто в мешок с песком, вошло во что-то податливое… Стон.
Потом еще удар и еще — по наитию, в железо. Нападавшие бросились бежать — сообразили, что их жертва в темноте видит как кошка и с налету взять ее не получится. Игорь их преследовать не стал — кто знает, вдруг это часть плана, вдруг там засада?
Прижимаясь спиной к стене, чтобы обезопасить себя от нападения сзади, он добрался до первого действующего фонаря и осмотрел свое оружие.
Четырехгранное острие шпаги на четверть покрылось красным.
Один-ноль.
Шпага — так романтично Игорь назвал свою арматурину потому, что его брат Антон принес как-то из рейда на поверхности настоящую шпагу.
— На стенке, понимаешь, в одной квартире висела… — провел пальнем по тронутой ржавчиной стали брат, вынув оружие чести из длинного тряпичного свертка. — Я сперва думал — спортивная, а потом пригляделся — не-е… Боевое оружие. Старинное причем.
— Почему ты так решил? — спросил совсем зеленый тогда Игорь, презрительно разглядывая железку в метр с лишним длиной: к чему такая тщедушная штучка в туннелях?
— Смотри какой клинок. — Антон повернул шпагу к свету. — Обоюдоострый, широкий. Таким не только колоть, но и рубить можно. А гарда? — ткнул он под нос брату потемневшую от времени ажурную чашку, закрывающую руку фехтовальщика. — Помнишь, у Дюма такие описывались? Шут Шико в «Графине Монсоро» такой орудовал, я тебе на ночь читал. В шестнадцатом веке.
— С шестнадцатого века сохранилась? — недоверчиво прищурился Игорь. — И не в музее, а в простой квартире?
— Ну это новодел, конечно, — признал брат. — Мне один старичок рассказывал, что туристы обожали из Испании оружие под старину привозить. Из города Толедо, например. Да и у нас клепали такое на заказ. У дедка того свой магазинчик на ВДНХ был…
Взяв братишку на «слабо», Антон заставил тогда Игоря упражняться с клинком. А потом Игорю и самому понравилось, и «толедская сталь» стала продолжением его руки. Потом ржавчина взяла свое, и шпага сломалась, а Игорь, попереживав, соорудил себе грубое подобие почившего раритета из арматурного прута. Получилось, конечно, не так изящно, зато куда более эффективно.
Кто бы знал, каких трудов стоило уговорить командира закрыть глаза на «неуставное» оружие! II только увидев его в деле, покойный майор Векслер официально соизволил тогдашнему рядовому Князеву носить это диво рядом со штык-ножом и гранатами. А глядя на получившего за то горячее дельце первые, капральские лычки, Игоря, обзаводиться всякими кортиками и тесаками начали остальные бойцы, получив полуиздевательское-полузавистливое прозвище «мушкетерской роты…»
Шпага!
Лариску сегодня было не узнать. Куда девалась Снежная Королева из той потрепанной книжки, что Антон читал младшему братику на ночь? Девушка нежно прильнула к плечу свежеиспеченного старшины. Тонкие пальчики осторожно потрогали свежую лычку на матерчатом погоне.
— А это очень высокий чин? — робко спросила Лариса. — До генерала далеко?
— Далеко, — осторожно вздыхал Игорь, боясь спугнуть свое счастье.
— А до майора? — продолжался нежный допрос.
— Уже ближе.
— А старшина уже офицер? — с надеждой спросила девушка.
— Нет, Лара, — честно признался парень и поспешил поправиться, видя, как погрустнела подруга. — Но это уже совсем рядом. Батя мной доволен, — похвастался он. — Вот увидишь, в будущем году…
— А папа говорит, пока ты офицером не станешь, чтобы даже не приближался ко мне, — вздохнула Лариса.
Отец девушки — богатый хозяйственник — устроил в одном из тупиковых туннелей Арбатско-Покровской линии свиноферму, снабжавшую свежим мясом обе станции. Бывший университетский лаборант — сейчас-то он всем говорил, что был профессором! — кормил свиней бесцветными подземными грибами. Дела шли в гору — свиньи у Профессора жили при свете, получше иных людей.
Старые, гниющие грибы сияли в темноте призрачным голубовато-зеленым светом. Профессор — химик по образованию — выделил из них светящийся реагент. Теперь его хрюшки жевали варево из грибов (употреблять в пищу их можно было, увы, только после долгого вываривания) при сносном освещении, что сказывалось на прибавке веса. А первомайцы охотно покупали пробирки, испускающие свет, при котором можно было даже читать. Если было что, конечно. Правда, поговаривали, что разбивать пробирку, даже потухшую окончательно, категорически нельзя — мол, содержащееся в ней вещество жутко ядовито, но кто обращает внимание на такие мелочи. Градусники, вон, тоже ртуть содержат, но меньше их от этого не используют.
