Остальные кланы организовались в основном стихийно вокруг неких объединяющих сталкеров идей – например, реализации абсолютной свободы и анархии в условиях Зоны, или жизни в какой-то секте.
Кланы жили в основном мирно, как и сталкеры-одиночки, всех объединяло одно общее дело – сбор артефактов, производимых сработавшими аномалиями.
Распространенным явлением было объединение сталкеров или групп сталкеров с целью совместного прохождения какого-то пути по Зоне либо на выходе из нее. Это помогало выжить менее опытным, которые платили за эту возможность опытным сталкерам, выполняя традиционную и весьма почетную роль отважных «отмычек», проходя первыми наиболее опасные участки, к примеру, между двумя аномалиями, которых сами они и так не подметили бы и погибли бы наверняка.
Несколько раз между кланами вспыхивали короткие, но крайне жестокие, как и всё в Зоне, конфликты и войны. В итоге одной из таких войн от рук бойцов Долга, Свободы и подтянувшихся добровольно вольных сталкеров-одиночек погиб клан Махновцев, исповедовавших некую смесь тотального анархизма с украинским национализмом и пренебрежительно относившихся к сложившимся негласно законам Зоны. Ходили слухи, что клан плотно связан с бандитами, промышлявшими убийством и грабежами выходивших из Зоны с хабаром сталкеров. В итоге кровавой трехдневной войны клан был полностью истреблён, пленных не брали. Зона не терпит чужеродного тела, не признающего законов её аномальной природы и приспособившихся к ней людей.
Мы медленно ехали уже по просёлочной грунтовой дороге, петлявшей между деревьев в странном, производившем впечатление нетронутого и нехоженого, лесу.
Фары автомобиля светили очень слабо, что ничуть не смущало моего собеседника, взявшего на себя роль моего проводника в этот удивительный и такой непохожий на наш «цивилизованный» мир.
– Еще вопрос? – спросил я. Он, даже не слушая вопрос, сам ответил…
– Да. В Зоне – каждый сам за себя. Всё мерится, чего-то стоит, даже информация, даже дружба. Безжалостные законы не имеют в лексиконе слова жалость и пощада. И мне придётся либо жить по этим законам, либо умереть.
Я молча для себя сделал вывод – придётся жить. Очень хочется…
Остаток пути мы провели в молчании. Луны не было видно, небо было затянуто пеленой облаков, вдалеке, где, как я предполагал, должен был быть центр Зоны, периодически мелькали всполохи. Представляю как отсюда, в Приграничье, выглядят Выбросы. Как они выглядят в Зоне, особенно на открытой местности рядом с Центром, никто рассказать не мог – человек в лучшем случае быстро погибал, в худшем же превращался в зомби и долго шастал еще, с постепенно отмирающим головным мозгом и разлагающимся телом. Какая-то невиданная сила заставляла тело с мертвым мозгом оживать, двигаться, выполнять какие-то действия, день ото дня всё менее напоминающие нормальную человеческую жизнь. Говорили, что это духи-астральщики вселяются в тела, насквозь пропитанные аномальной энергией Зоны, и управляют ими посылом электрических импульсов в центральную нервную систему. Система кровообращения в работе организма не участвует, тело постепенно окоченевает и не чувствует боли, и единственное, пожалуй, чувство зомби, о котором знаем мы, живые – это чувство голода. В пользу этой гипотезы говорит и тот факт, что окончательно убить зомби можно, отделив его голову от туловища, причем на любой стадии умирания его тела. Иначе он шевелится и агрессивен даже если расчленён – но отделённые члены мертвы и ускоренно разлагаются.
Посёлок сталкеров выглядел несколько странно. Дома тут были самые разные, в основном – явно привезенные сюда из окрестных деревень старые необшитые срубы, кое-где просто стояли тентовые или надувные палатки, дымились трубы многочисленных землянок.
Одна из них больше напоминала дот, возвышаясь над всем поселением пятиметровой толстостенной бетонной башней с горизонтальными узкими щелями, через которые на четыре стороны света высовывались длинные стволы тяжёлых крупнокалиберных пулемётов. Рядом с входом в башню, оборудованным по всем правилам фортификации, был небольшой, опять же врытый в землю бетонный сарай без окон и дверей. Поговаривали, что там у Бульбы, хозяина Бара «Амиго», как тут с юмором называли это фортификационное сооружение, склад.
Бульба, судя по слухам, был уроженцем соседней Белоруссии, в пользу чего говорили его плотные связи с неразговорчивыми и подтянутыми белорусскими военными из контингента ООН, которые частенько приезжали к Бульбе «на разговор».
Бармены, они же торговцы, были в Зоне на особом счету: они же скупали и сбывали артефакты – хабар, они же занимались снабжением, одним им известными способами добывая всё необходимое сталкерам – конечно же за их счет и с большим собственным интересом.
При барах частенько жили несколько разнокалиберных девиц неопределённого возраста, как правило, выглядевших «слегка заспанно» и служивших единственной помимо спиртного и мордобоя забавой и отдушиной местной публики. Некоторые из них по вечерам в баре со скуки или за вознаграждение устраивали недурные и главное – развратные эротические шоу, мало что общего имевшие с гордо присвоенным им названием Стриптиз-шоу. Но народу явно нравилось.
Всё это я узнал немного позже, хронологию событий первых дней восстанавливать нет ни нужды, ни желания. Да и давно было…
Первый визит в прокуренный, с клубящимся густым дымом (явно не только сигаретным, явственно тянуло анашой) бар я запомнил на всю жизнь.
Мы припарковались на посыпанной щебенкой площадке около круглой, высотой с пятиэтажный дом, толстой и явно очень прочной бетонной башни, и как ни странно, помимо нашего чудо-автомобиля там стояло несколько подобных совершенно неприметных УАЗов и Жигулей, как правило, весьма с виду старых и невзрачных.
Мой спутник даже не попытался залезть в багажник, просто молча кивнул мне на вход в подвальное помещение, огороженный бетонными перилами с узкими амбразурами – это всё что мне удалось рассмотреть при неверном свете луны, проглядывавшей урывками из-под облаков.
У входа, внутри, в небольшом предбаннике наподобие тех, что устраивают пухнущие от чужих денег банкиры, за толстым, глушащим голос стеклом сидел некто, очевидно охранник, потребовавший выложить из карманов металлические вещи. Выложив ключи от дома, перочинный нож и монеты, вслед за спутником я прошел в соседнее помещение, куда выложенное в пластиковой корзинке было неведомым образом перенесено.
Узкий коридор вёл в довольно большой, освещенный большим количеством керосиновых фонарей зал, где в густом дыму виднелись столики у стен, огромная, во всю длину помещения барная стойка с высокими табуретами и до блеска отполированными стальными трубами, упирающимися со стойки в потолок.
