Но отчего-то грустно всерьез, не по-детски. Так уж человек устроен, что, сделав нечто по-настоящему достойное, непременно загорается желанием «поведать миру». А с этим — напряг. Была даже шкодливая, совершенно безумная, как зеленый чертик из бутылки, мысль реально сдать оружие ментам и полюбоваться, как они станут решать насчет «неизвестной системы». Но только ведь не оценят. Чего они, кроме ПМ, видели? Те самые жалкие самоделки? Фи! Даже — фу!
Можно, конечно, продолжая бредить, вообразить ситуацию с отловом крупного специалиста по оружию в темном переулке… Но это уже даже за пределами добра и зла. И будучи достаточно взрослым человеком, для того чтобы не желать того, чего нельзя, Воронков давно и заранее смирялся с мыслью, что «поведать миру» не удастся.
Но откуда же тогда взялась тревога, когда все хорошо? Поди ж ты, пойми! Синдром достижения цели, блин! Не иначе. Как после последнего экзамена тяжело давшейся сессии.
А, плевать!
К счастью, у Сашки был легкий характер. Не так уж все плохо, решил он.
Дежурство закончено.
«Мангуст» в сумке по-настоящему греет душу, а похвастаться можно Козе с Рыжим. Они поймут и помогут окончательно справиться с дурацким синдромом.
Несмотря на то что лето еще не окончательно сдало свои позиции осени, погода стояла уже прохладная, так что куртка не выделялась на фоне одежд остальных горожан. Сырой ветер с реки заставил Сашку застегнуть и верхнюю кнопку, как в холода.
Но когда он добрался до своего района, для чего пришлось чуть ли не час ехать на троллейбусе, который почему-то оказался набит втрое против обычного, откуда-то выглянуло низкое солнце, ветер стих, и вообще стало ясно, что до настоящей осени еще далеко. Соответственно с этим поднялось и настроение, и так, в общем-то, неплохое по случаю окончания работы.
Сашка шел, немузыкально насвистывая примерно в том же ритме, в котором приговаривал свои «заклинания» во время работы, Джой трусил рядом, строя из себя послушного мальчика, и все было очень даже здорово, пока знакомый маршрут не вывел их на бульвар. Вернее — на вытянутый в длину пустырь, на котором перед выборами мэра в порядке благоустройства насыпали щебеночную дорожку и натыкали тщедушных топольков.
Этот «бульвар» окрестные собачники давно использовали как площадку для выгула своих любимцев. Что Сашка, что Джой знали его с точностью до места, где какая кучка лежит, и ничего страшного или пугающего на этом пустыре быть не могло по определению. Но тем не менее Джой вдруг остановился, словно одновременно всеми четырьмя лапами попав в капкан, вздыбил шерсть на загривке и оскалил зубы, низко рыча.
Не ожидавший такого поворота Сашка сделал по инерции еще шаг и одновременно с этим услышал добавившееся к ворчанию собаки противное шипение.
«Змея, что ли?!» — опешил он, осторожно отступая назад.
Но, конечно же, никакой змеи тут не было. Шипение издавала кошка, стоящая поперек дорожки. Кошка выгнула спину и прижала уши к голове. Большая, рыжая, пушистая, и в другой ситуации показалась бы она Сашке красоткой и симпатягой. Но сейчас, став в два раза больше самой себя из-за вздыбившейся шерсти, с оскаленными зубами и мечущимся хвостом, эта шипящая бестия могла напугать даже свою собственную хозяйку.
Самое неприятное — кошка шипела конкретно на Сашку, а не на рычащую собаку. Он совершенно ясно увидел направленный прямо ему в глаза кошачий взгляд, и взгляд этот ничего хорошего не предвещал…
Джой сделал короткое движение вперед, как бы говоря — «Сейчас я ее!», но Сашка не глядя нащупал ошейник и ухватился за него покрепче. До сих пор Джой относился к кошкам подчеркнуто нейтрально и наверняка опыта в драках с ними не имел. А эта рыжая зверюга легко способна выцарапать собаке глаз!
Кошка вдруг перестала шипеть.
Вместо этого взвыла, словно давая сама себе сигнал к атаке и…
— Да что это вы, а? Зачем вы свою собаку на кошек натравливаете?! Воспитывать своих зверей надо! — раздался вдруг над ухом Сашки возмущенный голос.
Худая, высокая женщина, у которой, несмотря на ее молодость, в длинных черных волосах уже были заметны седые пряди, бесстрашно шагнула к кошке и присела рядом.
— Что, девочка? — ласково говорила она нараспев. — Напустили на тебя дурную собаку? Ну-ка иди ко мне! — и уверенно взяла кошку на руки:
Та вдруг, как по команде, сразу перестала быть разъяренной фурией, а превратилась в милую домашнюю киску, сидящую на руках со сконфуженным и немного потерянным видом.
— Да она сама! Я на нее никого не натра… — начал было оправдываться Сашка, но молодая женщина смерила его таким взглядом, что он замолчал.
Ясно, что, оправдываясь, он ничего не объяснит, а только получит еще одну порцию напраслины в свой адрес.
Дернув за ошейник Джоя, он повернулся и, неосознанно стараясь оказаться подальше от места происшествия, пересек «бульвар» поперек, потом перешел пустую улицу и зашел в первый попавшийся магазин — все равно надо было купить еды.
Уходя с работы, Сашка намеревался себе сегодня устроить что-то вроде праздничного ужина, но происшествие с кошкой сбило все настроение, и поэтому он безучастно скользнул взглядом вдоль витрины, ни к чему особо не присматриваясь.
«Бр-р-р… Что за черт!» — неизвестно откуда накатило странное ощущением, что с витрины на него кто-то смотрит.
Смотрит пристально и недобро.
«Ты чего, парень, а? Кому тут на тебя смотреть, разве продавщице не понравился?» — мысленно урезонил Вороненок сам себя, но и после этой отповеди ощущение не пропало.
Продавщица явно ни при чем — обратив к торговому залу свой объемистый зад, она наслаждалась беседой с уборщицей. Долетали слова:
— Хосе-Альберто… Мануэлла… Мейсон… — шло обсуждение нескольких сериалов сразу, и до одинокого покупателя никому дела не было.
Но ведь кто-то только что на него пялился!
Сашка вновь, уже медленнее, осмотрел витрину.
Единственным потенциальным источником «нехорошего взгляда» была мороженая щука, но ее глаза имели положенный мертвой рыбе вид подернутых пленкой жестяных кружочков и никаких флюидов не испускали.
— Блин, бред… — раздосадованно пробормотал Сашка и вдруг обозлился на эту щуку, а еще сильнее на себя самого: совсем уже сдурел среди своего экологически чистого продукта! И из чувства противоречия он громко крикнул:
— Девушка! Тут в отделе работает кто?
Пятиэтажный дом, в котором Воронков жил после гибели родителей, был продуктом той эпохи, когда в каждом городе ударным темпом возводили «свои Черемушки».
Как ни странно, у этой пятиэтажки имелся лифт во внешней остекленной пристройке, прозванной в народе «градусником».
