— Аллах всемогущий, Мустафа! Разве можно верить вдовам, подрабатывающим в казармах?
— Иногда можно, Абдулла, иногда можно. Особенно, когда сам баши ездит в гости к простому декханину, как к знатному беку!
— Я что-то не пойму, куда ты клонишь, Мустафа! Может ты, Вагиз понимаешь мысль нашего уважаемого друга?
— Нет, и мне сегодня непонятен смысл его речей, — покачал головой Вагиз.
Мустафа пальцем поманил собеседников поближе и прошептал несколько слов. Аксакалы отшатнулись от него, как от прокаженного.
— Стареешь Мустафа, — произнес Абдулла, — раньше ты не говорил глупостей…
— Подумай сам! — поддержал его Вагиз, — У старика за плечами уже больше ста лет. Или меньше? А, Мустафа?
— Кто считает чужие годы, уважаемые. Но Шамси воевал еще с немцами, а после той войны прошло без малого восемьдесят лет. И надо сказать, что несмотря на это я, всё равно уверен: «железный Шамси» и есть Ирбис. И сам баши тоже так думает…
Окрестности Астрахани
— Что это было? — удивленно спросил Бессонов, когда за гостями закрылась дверь.
— Это, — подавился хохотом Урусов, — была демонстрация торжества организованной мысли над организованной силой… Ты просто в первый раз это видишь, майор. Помянутого Сухова он десять лет назад на автоколонну развел. Навсегда и задаром.
— То, что нас тут вместе с Жанибеком как мальчиков поимели, понятно. Я не понял, как это было сделано! Ну-ка, сержант, объясни диспозицию.
— Ефрейтор я, — поправил Борис.
— Нет уж! Теперь ты сержант. Старший. За такие подвиги на ниве дипломатии люди ордена получали, а нам что — званий жалко? Так докладывай.
— А чего тут докладывать. Ему на фиг не нужно, чтобы бригада здесь обосновалась. Ради этого всё сделает.
— Так не сможете вы здесь обосноваться. Обсуждали. Жрать будет нечего.
— Правильно. Не сможем. И Жанибек это понимает. Но он мыслит, как бандит. Мол, придут военные, жрать нечего, пойдут у него отбирать. Боится, однако…
— А почему решил, что он мыслит, как бандит? Может, феня игрой была.
— Она и была игрой. Но дело не в разговоре. Просьба пустячная. Чиновник предпочел бы навстречу пойти. Нормальный человек — тем более. А они права качать начали, да еще с наездом, на вшивость проверять. И не главный, шестерка. Уркаганские замашки. А с такими легко: шестерку на место поставить, чтобы не вякала, а старшему предъяву выкатить. Еще погонялами козырнуть. А когда получишь всё, что хотел, оставить за ним последнее слово. Чтобы самолюбие козырное потешить.
Майор очумело покрутил головой:
— Просто как, однако!
Урусов, наконец, просмеялся:
— Вот, майор, что такое русский гроссмейстер в действии. Секретное оружие полковника Пчелинцева!
— Ты что, в самом деле гроссмейстер?
— Ну… не совсем. Выполнил, а присвоить не успели — Война.
— Обзвездинеть!!!
— Борька, а откуда ты феню знаешь? Ты же гроссмейстер, культурный человек! Домашний, млять, мальчик!
— А я ее не знаю.
— Не понял!
— Это не феня была. Это базар по понятиям. Там три десятка слов помнить надо, чтобы перетирать вопросы.
— Один черт, не шахматисты же перетирают. Или так, пока никто не видит сопернику на ухо мульку затравить?
— Так у нас все пацаны во дворе на ней разговаривали. И в школе тоже. Я запомнил на всякий случай, вдруг пригодится…
Теперь смех разобрал Бессонова.
— А почему сержант, а не капитан? — выдавил он.
— Это мне папа объяснял. В Советском Союзе была только одна служба, сержант которой мог не обращать внимания на армейского майора или даже подполковника. Службы той нет давно, а ассоциации в крови сидят. Намертво. У всех постсоветских. И у казахов тоже. — Юринов сделал паузу, посмотрел на давящихся хохотом офицеров и закончил. — И капитана Вы бы мне не оставили. А лычки забирать — не комильфо будет.
Смех у майора как рукой сняло. С минуту он внимательно смотрел на Бориса, а потом слегка ошалевшим голосом произнес:
— Так ты, паршивец, еще и меня на звание развел?!
— Так точно, товарищ подполковник! — лихо козырнул старший сержант.
Офицеры закатились в новом приступе смеха.
Узбекистан, правый берег Амударьи
Попасть в засаду в горах на самом деле — проще простого. Достаточно только выскочить на очередном повороте серпантина из-за угла, и сразу уткнуться в ребристый ствол «Дегтярева-Шпагина-крупнокалиберного». А в пустыне? Оказывается, не намного сложнее, если дорога перед спуском к реке пересекает полосу каменистых холмов. Даже не холмов, холмиков, но по сути, чем это отличается от предгорий? Хорошо хоть тормоза не подвели. Но все же джип чуть не перевернулся.
— Приехали, — сам себе сказал капитан.
— Это точно, — согласился Борис.
Андрей хотел было потихоньку сдать назад. Теплилась мысль, что бывают чудеса, и никто из двух десятков узбеков не услышал и, главное, не заметил нахальную машину.
Не бывает, однако, чудес. ДШК зашелся в хриплом вое, выплюнул короткую очередь. Жалобно заскрипели стойки кабины. Что-то посыпалось сверху. Урусов, вжавшийся в пол, поднял голову. Куска крыши как не бывало. Самая невезучая часть машины. В который раз туда прилетает… Зря астраханцы корячились, заплатки лепили.
— Убедительно. — согласился Юринов, проследив капитанский взгляд. — Думаю, самым лучшим вариантом будет поднять руки и выходить. Потому что если из моей головы сделать кабриолет, не уверен, что переживу.
— Вот и мне так кажется, — буркнул Урусов. — Пистоль заховай. Хай буде.
— Добже, пан ясный. — За долгое время, проведенное бок о бок, Юринов не только перестал удивляться, когда Урусов вставлял в речь фразы то по-украински, то по-польски, но и сам заразился этой привычкой.
— Эй, урус, выхады! — скомандовал пулеметчик.
— Что-то меня терзает стойкая дежявя. — Сказал Андрей, потихоньку вылезая из кабины. Еще неизвестно, как дитя пустыни отреагирует на резкое движение. А двенадцать и семь в упор лечится только ямой два на полтора.
— Есть такое ощущение, — согласился Борис. — Только нам тут явно чаю с соленым лимоном не предложат.
— Зато опять крышу к херам снесли…
— Эй, урус, хады суда! — снова заорал пулеметчик. Из-за бруствера, из наваленных камней, на них смотрело человек пятнадцать. Минимум. Кто в местных халатах, рванных до невозможности. Кто в разнокалиберной гражданке. Присутствовала даже пара относительно новых «комков». Типичная картина раннефеодальных баронских дружин со скидкой на среднеазиатскую экзотику и двадцать первый век.
