человек уместился. Позади вновь что-то лязгнуло, намекая, мол, обратного пути нет, лучше не дёргаться.
— Биток в руку возьми? — всё тот же голос обозначил мне очередное задание.
— Где? — осмотрелся я и наконец заметил с краю от себя серебряную плюшку, граммов на двести, не меньше.
Она спокойно лежала себе в алюминиевой тарелке, которая в свою очередь стояла на некой треноге. Изначально я принял её за торшер, но теперь уже понял её предназначение, у меня аж слюни потекли от желания прихватить серебряную плюху с собой. Но, скорее всего, за мной сейчас наблюдают, а потому не следует делать ничего противоправного. Я и без того постоянно ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд, а спину жжёт от чувства опасности. Биток лёг в ладонь, и я продержал его так не менее двух минут, после чего вновь ожил динамик.
— На место положи и покажи руку, — я выполнил распоряжение и повернул кисть ладонью вверх. — Бля, в камеру, дебил!
— Да я ебу, что ли, где тут у вас что?! — не выдержал и вспылил я, после чего быстро об этом пожалел.
— Руку показал, падла, быстро! — прозвучала резкая команда откуда-то с другой стороны, а следом за ней послышался лязг затвора.
Спорить в такой ситуации себе дороже, а потому я поспешил выполнить команду. Уж не знаю, на этот раз правильно или нет, но я вытянул раскрытую ладонь перед собой и на всякий случай поводил ею из стороны в сторону. Вместе с этим я наконец смог увидеть камеру видеонаблюдения в углу под потолком, а заодно и две крохотные бойницы слева, из которых на меня сейчас смотрели два ствола. И готов эту самую руку отдать на отсечение: когда я вошёл в комнату, их там не было.
— Проходим, — тот же усталый голос с неким раздражением, и зелёная лампочка над дверью.
Я ожидал, что за ней окажется очередная комната с новым испытанием, но, увы, я выбрался сразу на улицу. Широкий двор, образованный домом позади, ещё одним напротив и справа, зданием бывшей гостиницы. Сейчас на ней гордо красовалась надпись «Управа», ну прямо таки снова в советский союз попал. Не успел я развить эти мысли, как там распахнулась дверь, и мне навстречу вывалился Рустам, ковыляя на костылях.
— Да в жопу ты пошёл, понял, сучара?! — бросил он кому-то внутри, а затем растянул губы в широкой улыбке: — Морзе, мать твою, даже не представляешь, как я рад тебя видеть!
— А ты кого это там так резко? — с ухмылкой полюбопытствовал я.
— А-а-а, внимания не обращай, — отмахнулся тот, прижав костыль подмышкой. — Чёрт один, вечно палки мои переставляет.
— Зачем? — я всё же вник в тему и продолжил разговор.
— Мешают они ему, видите ли, козёл! А то, что мне до них на одной ноге скакать, это похер.
— Ладно, угомонись, — хлопнул я старого знакомого по плечу. — Ты здесь какими судьбами, я ведь думал, что тебя убили?
— Да, дела-а-а, — покачал тот головой. — Это с чего вдруг? Ты вообще, сам-то как? Куда пропал? Я ведь за тобой людей выслал, ты хоть представляешь, какой я после этого пистон получил, когда они пустые вернулись?! Тачку гоняли — раз, топливо сожгли — два, и четыре боевые единицы весь день хернёй страдали — три. Я думал, вообще без зарплаты останусь.
— Извини, дружище, там сложно всё было… Короче, я реально подумал, что они меня валить приехали, разговор их подслушал и спрятался.
— Дела-а-а, — снова вывез коронную фразу Рустам. — Эко тебя там по голове приложило. Да кто же сейчас людьми просто так разбрасывается.
— Ты просто их базара не слышал, сам бы полные штаны навалил.
— Ладно, чего уж теперь, — снова отмахнулся тот. — Ну и где тебя носило всё это время? Хотя нет, стой, ничего пока не рассказывай, погнали в кабак, по-человечески посидим, выпьем.
— Да у меня и денег-то кот наплакал.
— Я тебе сейчас костылём вдоль горба перехвачу! Угощаю.
— В приличном обществе с этого вообще-то начинают.
— П-хах, дела-а-а! Это ты где такого дерьма нахватался?
— Где взял, там больше нет, — ответил я дежурной фразой. — Ну, давай, веди меня в своё злачное место.
И мы двинули. Вот так, под дружескую беседу ни о чём, обошли здание Управы, дальше по тропе выбрались на территорию бывшего молочного завода. Раньше она была обнесена забором, но сейчас его порушили за ненадобностью, ну и для удобства перемещения, конечно же. Ведь от центральной улицы нас отгораживает стена, и чтобы не идти в обход до площади, люди попросту пробили себе путь в другом месте.
Рустам по ходу рассказывал обо всём этом, и о тропе, по которой мы сейчас выбрались в центр, и о парке, который так же обнесли стеной и теперь там планируют большой огород. Воду берут с реки, питьевую всё так же качают из недр, но её подача осуществляется лишь вечером на пару часов. Экономят топливо для генератора, который местные умельцы скрутили с приборного завода. В общем, всё как всегда: люди смогли приспособиться и обустроиться, даже в таких, очень тяжёлых условиях. И ведь на лице товарища, а я уже, наверное, смело могу именовать его так, блуждает улыбка. У него нет ноги, он лишился её в самом начале, когда военные освободили нас из накопителя. И всё равно, он улыбается, не унывает, не ноет по поводу своей ущербности, порой кажется, что он её даже не замечает.
— Ну вот, у нас здесь всё в шаговой доступности, — Рустам привёл меня к месту, под названием «Мята», и насколько мне помнится, оно здесь существовало ещё до всего этого дерьма. — Хозяин, конечно, сменился, но хуже от этого не стало. Вывеску даже не меняли, ну а чё, нормальное название, да и людям так привычнее.
Товарищ словно подслушал мои мысли и в точности их повторил, затем открыл дверь и вошёл внутрь. В нос сразу ударили запахи табачного дыма и перегара, хотя внутри было пусто. Видимо, по вечерам здесь кутят по полной программе, раз они настолько сильно впитались в стены. А ведь когда-то это место считалось детским кафе…
— Ну чё? — с улыбкой повёл рукой Рустам. — Нормально, да?
— Ну, точно хуже не стало, — усмехнулся я и направился к столику в самом углу.
Товарищ, перебирая костылями, двинул к стойке, где некоторое время общался с барменом, после чего позвал меня. Я подошёл, принял поднос с пивом и чесночными гренками на блюде и отнёс всё это на стол. Затем уселся рядом с рюкзаком, спиной к стене, чтобы видеть всех, кто
