остатки лимонада из стакана.
— Хотели спалить мне мозги? — на лице следователя не дрогнул ни один мускул.
— Не имел ни малейшего желания, — Вивальди поджал губы. — Просто хотел немного подсмотреть, не врете ли Вы.
— А потом?‥
— Потом? Ну, почистил бы Вам память и отправил восвояси. Вы же не из Инквизиции, а потому вряд ли горите желанием пристрелить меня на месте.
— Не горю, — Фигаро отрицательно покачал головой. — Но я вынужден Вас арестовать.
— Ух, ты! — Вивальди ненатурально хохотнул. — Знаете, Фигаро, Вы мне удивляете. Даже больше: Вы меня поражаете! Те, кто приходили до Вас даже не пытались заговорить со мной. Трах, бах, пуля в лоб — готово дело.
— И много их было?‥ Гарсон! Бокал «Мерло»!
— Да прилично. Но Вы же не станете обвинять меня в реализации права на самозащиту?
— А извозчик, которого Вы отправили замерзать в метель? Он тоже пытался Вас убить?
— Извозчик?! — удивился Вивальди. — Какой еще извозчик?!
— Которого Вы заставили отвезти Вас в гостиницу. В «Глобус». Помните?
— Фигаро, — Вивальди ошарашено помотал головой, — я приехал в город на общей повозке. На которую сел, едва сойдя с поезда. И приехал я сперва в ресторан… этот, как его… «Бристоль». Поужинал, поймал карету и отправился в «Глобус» — тут Вы правы. Да и какой смысл мне убивать какого-то там извозчика?!
Фигаро задумался. То, о чем говорил Вивальди, уже приходило ему в голову. Действительно: какой смысл в убийстве этого несчастного Фулла? Тут псионик был абсолютно прав. Да и говорил он, похоже, чистую правду — декокт Сальдо забросил психическую чувствительность следователя на недосягаемую прежде высоту.
— Но жандармов у «Равелина» убили Вы! Или станете утверждать, что они сами перебили друг друга в порыве внезапной ярости?
— Каких еще, к чертовой матери, жандармов?! — псионик выпучил глаза. — Фигаро, я, конечно, не безгрешен, но у Вас не получится повесить на меня чужую «мокруху»! И потом — о каких жандармах вообще идет речь, если у меня на хвосте висит Инквизиция?!
— Но…
— Фигаро! Не стройте из себя идиота! — псионик стукнул кулаком по столу. — Вы не хуже меня знаете, что такими как я занимается либо Орден Строгого Призрения, либо Инквизиция. А что делают инквизиторы с психократами Вы уж точно знаете не хуже меня! Послушайте, Вы, следователь ДДД! — Вивальди подался вперед, всем телом навалившись на стол, — вся эта история и началась-то с того, я — псионик. Понимаете? Не суть, убиваю я толпы людей, или мирно спекулирую недвижимостью — псионики должны быть уничтожены! Черный Эдикт! Все прочее никого не интересует!‥ Фигаро, Вы-то должны меня понять! Вы же сами колдун, раз уж работаете в Департаменте! Вы знаете историю! Таких, как Вы, когда-то сжигали. Только потому, что они колдуны! Остальное неважно! — Псионик уже почти кричал. — Хотите меня арестовать?! Пожалуйста! Пробуйте! Но я предупреждаю, я Вас предупреждаю, Фигаро: ни одна инквизиторская морда из тех, что, наверняка явились вместе с Вами, не уйдет отсюда живой!
— Кстати, об инквизиторах. — Фигаро поднял палец. — Снаружи Вас поджидает ударный отряд Оливковой Ветви во главе с господином Френном, местным старшим смотрителем.
— Пусть. Я буду защищаться. Уж этому-то я научился за последнее время, — Вивальди горько хохотнул.
— Это как сказать. Старший инквизитор выглядел весьма уверенным в своих силах.
— О, они постоянно уверены. Знаете, в чем проблема Инквизиции? Не как организации, а именно как ордена средней степени закрытости? В ее полном отрыве от повседневной реальности. Оливковая Ветвь с идеальной точностью копирует Modus Vivendi старой колдовской тусовки, с которой она, в свое время, была вынуждена бороться. Только с колдунами было проще: они просто хотели вкусно кушать, красиво одеваться, свою яхту, чтобы кататься по Средиземному морю, да время от времени расчесывать свое непомерное тщеславие. Обычные люди, Фигаро! С Инквизицией все сложно — они спасают мир. Это жуткое явление: человек или организация, спасающая мир. У них на все есть индульгенция…
— Вивальди, — следователь положил руки на стол ладонями вниз, — я улавливаю ход Ваших мыслей. И, поверьте, моя любовь к Инквизиции в целом и к господину Френну в частности исчезающе мала. Но сейчас речь идет о том, что мне, как следователю ДДД, необходимо принять соответствующие меры по отношению к Вам.
— Фигаро…
— Выслушайте меня! Моя организация, собственно, и создавалась в противовес Инквизиции, которую Вы так ненавидите. Поэтому Френн со мной так осторожничает — он знает, что мы в силах ограничивать права друг друга. Свой ход я уже сделал: объявил это кафе местом, где ведется расследование Департамента. Это, автоматически, выдворяет отсюда Френна сотоварищи — по крайней мере, на сорок восемь часов — но, боюсь, это означает, что инквизитор начнет действовать, как только Вы, Вивальди, шагнете за порог «Киски».
— Вы это сделали? — на лице псионика проступило замешательство. — Но почему?
— Потому что все вокруг отвратительно правы. Начальник жандармерии, который ловит опасного преступника. Старший инквизитор, который оттаскивает начальника жандармерии от этого самого преступника за уши, чтобы получить фиолетовую мантию и кабинет в столичном Управлении. Даже младший следователь ДДД, у которого, толком, не выходит забиться в угол и дать всем вышеперечисленным перегрызть друг друга. Плохой, как всегда, один псионик. Но псионик он для Инквизиции и Ордена Строгого Призрения; для меня Валерий Вивальди — обыкновенный колдун-специалист. Которого надо привлечь к ответственности по всей строгости Другого Кодекса. Но — Кодекса! Кодекса, Вивальди! Не Черного Эдикта, не Устава Инквизиции и уж точно — не Семи Правил Смиренных!
…Внезапно миловидная спутница Вивальди, которая во время этого эмоционального разговора сидела молча, комкая в руке бумажную салфетку и кусая тонкие губы, резко повернулась к Фигаро и, вцепившись в рукав его плаща, горячо заговорила, время от времени сбиваясь на хриплый полушепот:
— Послушайте… Послушайте, господин следователь, это надо прекратить! Я не вполне понимаю, о чем Вы говорите… Виктор сделал что-то плохое… Да, я знаю. Знаю, но… Теперь я понимаю, почему ты ехал на Последнюю Заставу… Ссылка… Да-да… Но так не должно быть! Пусть его судят, пусть жандармы, пусть Ваш Департамент… но только не Инквизиция!
— Боюсь, мадам, от меня мало что будет зависеть, — следователь развел руками. — На бумаге я обладаю некоторой властью, однако так далеко
