Следующий день прошёл более-менее спокойно, а вот ещё через день на станцию Сусары прибыл Великий князь Михаил, который вызвал Даниила к себе.
— Ну, рассказывай, баламут, — добродушно начал он, привычно облапив бывшего слугу брата и наперсника по детским шалостям, едва тот вошёл в кабинет начальника станции, в котором Великий князь и расположился, — чего у тебя произошло? Чем ты там брату попытался в день его свадьбы голову заморочить…
Данька вздохнул.
— Прошу прощения, Ваше Высочес…
— Так, с этим — прекращай. Мы с тобой тут один на один, — он покосился на притулившегося в уголочке Сашу Пушкина, — ну, почти… но он — свой. Так что без величаний давай.
Ну, Даниил и рассказал…
— И что, по-твоему, стоит делать?- несколько недоумённо спросил Михаил. Даже Николай, который лично посетил не одну верфь, завод или контору во время своих путешествий, как по Великобритании, так и после возвращения — по России, не очень-то разбирался в перипетиях патентного законодательства, Михаил же после того своего всплеска интереса — быстро остыл и вообще задвинул идею с изучением патентного права в дальний угол. Так что ему беспокойство Даниила было совершенно непонятно.
— Ну, смотри — новых железных дорог пока в стране строиться не будет, так?
— Ну-у-у… так. Скорее всего, — он покосился на сидящего в углу Пушкина.- Хотя, насколько я знаю, Николай Никитич… ну, Демидов, договорился с Николаем — после того как всё закончится обсудить насчёт дороги у себя на Урале. Уж не знаю, куда и откуда… но вчера точно был такой разговор. Из-за него, кстати, Николай и вспомнил, что ты к нему в день свадьбы из-за чего-то там прицепился. И попросил меня съездить к тебе и уточнить.
— Вот как? Это хорошо, — обрадовался бывший майор.- Но Демидов же, вроде как, безвылазно живёт в Италии?
Михаил хохотнул.
— Ну, на свадьбу даже короли и курфюрсты приехали, оставив свои государства на министров, а уж наши-то…
— Понятно… но всё равно нам нужны и другие рынки. И в первую очередь — заграничные. Ну чтобы за то время пока у нас снова не начнут строиться железные дороги — этот наш завод не умер. А лучше, чтобы ещё и развился. Дабы, когда дороги опять начнут строиться — мы могли строить их куда быстрее. Потому как пятьдесят вёрст за три года — курам на смех… Но, чтобы торговать нашей продукцией на заграничных рынках нам нужно, чтобы всё, что мы здесь напридумывали и будем производить, никто не мог бы оспорить и через суд запретить нам это продавать. А то ещё и какой-нибудь штраф на нас наложить в пользу того, кто будет считаться изобретателем и обладателем патента.
— Но паровоз-то ведь действительно сам Тревитик придумал.
— Да ни разу не сам!- взвился Даниил.- Жаротрубный котёл — моя идея, насчёт будки — я тоже подсказал, форма рельса — опять я… да там половина всей конструкции моя! А если дорогу взять, так не меньше четырёх пятых… Да и не собирается никто его без ничего оставлять. Он тоже должен быть в патент вписан — с этим сомнений нет. И пусть даже его фамилия первой стоять будет… Так что, если действительно уедет в Англию — пусть строит свои паровозы сколько захочет. Главное, чтобы никто нам самим палки в колёса вставлять не смог…
С Михаилом они проговорили почти полтора часа, и по итогу было решено, что уже завтра в Сусары прибудет специалист по привилеям, как здесь сейчас именовались патенты, под руководством которого Данька оформит несколько заявок, которыми этот специалист займётся в Петербурге. Кроме того, он сделает ещё несколько экземпляров подобных заявок на немецком, английском и французском языках, которые будут с фельдъегерями разосланы по русским посольствам при дворах самых значимых европейских домов, со строгим наказом запустить процесс регистрации патентных заявок уже в этих странах… Михаил пообещал лично взять процесс регистрации под контроль и постоянно теребить обоих братьев — и Николая, и, даже, императора насчёт того, что это надо сделать как можно быстрее…
Короче, когда Даниил вышел на перрон, провожая Михаила — он чувствовал себя намного спокойнее. Конечно, никаких гарантий в том, что предпринятые усилия принесут нужные результаты — не было. Но как бы там дальше дело не повернулось — он успокаивал себя мыслью, что по этой проблеме он сделал всё, что мог.
Глава 5
— Карл, опять⁈
Руководитель химической лаборатории «Павловского механического завода», как ныне называли «Павловские механические мастерские» смущенно покосился на Даниила и вздохнул. Данька же в ответ неодобрительно покачал головой. Ну что за привычка — пробовать на вкус любую химическую дрянь. Он тут, значит, изгаляется — вытяжки делает, лабораторные шкафы с фильтром, взрывобезопасными лампами лабораторию оснащает — а его главный химик ничтоже сумняшеся всякую дрянь в рот тянет. Сдохнет же придурок! И дело не в том, что сейчас любой более-менее толковый химик — жуткий дефицит… уж одного-то нашли бы. Просто жалко дурака. Потому что Карл Клаус — не только толковый химик и прирождённый экспериментатор, но и очень неплохой человек. Даром что остзеец…
— Ладно, что там по спичкам?
— Вот, — Клаус вытащил из кармана рабочего комбинезона почти привычный коробок, отличающийся от тех, которые помнил бывший майор, только размерами — во-первых, в этом было не около полусотни спичек, а полная сотня, плюс каждая отдельная спичка была раза в два толще и, соответственно, длиннее привычной ему. Потому что лущильный станок мог производить шпон, который потом и распускался на спички, только такой толщины.
— Ты что, его лично в кармане, что ли таскал?- изумился Даниил.
— Вы же сами, Ваша милость, говорили, что до начала массового производства следует стараться сохранять состав и ключевые технологии втайне. А лучше всего это делается в том случае, когда круг посвящённых максимально ограничен. Поэтому я решил этот этап испытаний провести лично. Тем более, что особенной опасности для меня с новым составом головки не было, — спокойно ответил Клаус. Данька покачал головой…
Дело в том, что большой проблемой первых образцов «фосфорных спичек», с которыми они начали экспериментировать, была очень большая чувствительность головки к трению, отчего они загорались даже прямо в коробке. Когда тёрлись головками друг от друга от тряски. Происходило это потому, что в этих самых первых образцах использовался белый фосфор. Просто потому, что никакого другого на тот момент не было. Так что Волкову с Клаусом пришлось изрядно помучиться, прежде чем они научились делать из обычного белого фосфора тот самый неведомый «красный», который требовал от них их работодатель. Эксперименты заняли полтора года, прежде чем, при очередном из них — с нагреванием белого фосфора в атмосфере углекислого газа, удалось получить то, что требовалось. Ещё год потребовался для отработки технологий массового получения данного вещества, а также доведения до ума конструкции машины для нанесения химического состава на деревянную палочку… и ожидания, пока будет изобретён лущильный станок. Что и произошло в этом году. Причём, к удивлению бывшего майора, уверенного, что в текущем времени все технологические изобретения, не связанные с ним самим и его заводом, делаются где-то на Западе, случилось это в Российской империи… Нет, утверждать что ничего подобного ранее где-то изобретено не было, он бы не взялся — может что-то и было, но все усилия торговых агентов по поиску любого образца рабочего лущильного станка, предпринятые ими как минимум в девяти странах — Великобритании, Франции, Австрии, Италии, Пруссии, Баварии, Вюртемберге, Швейцарии и Швеции никаких результатов не принесли. Нужного ему станка никто не выпускал… Поэтому, как только из Вольного экономического общества пришло письмо, в котором сообщалось, что в Ревеле широкой общественности был представлен образец станка, похожий на то, что он так долго искал — Даниил подорвался и рванул в Ревель.
Переговоры с изобретателем станка — профессором Фишером, прошли весьма непросто. Фишер, отчего-то, решил, что Даниил собирается украсть или просто отжать его изобретение. Ну, чтобы зарабатывать на нём многие тысячи рублей. Но бывшему майору после весьма серьёзных усилий удалось-таки убедить его в том, что ему на хрен не нужен такой геморрой. Так что они договорились о том, что Данька заберёт первый образец этого станка, сразу оплатив не только его, но и производство ещё трёх таковых. И если станки покажут себя нормально — заказ может быть расширен ещё на десять. Потому что со спичками он собирался повторить вариант, который у них получился с металлическими писчими перьями, с коими удалось не только стать на какое-то время монополистом на рынке, за это время выжав с него максимум дохода, но и затем за счёт завоёванного на начальном этапе авторитета, а так же максимально низкой себестоимости товара — удержать за собой максимальный для одного производителя объём рынка. Так что, несмотря на то, что металлические перья уже производились в шести странах Европы, продукция «Павловских механических мастерских»… то есть теперь уже «Павловских механических заводов» занимала не менее четвёртой части суммарного европейского рынка. А в России так и две трети оного… И со спичками он планировал провернуть то же самое. Но для этого требовались две вещи — максимальные объёмы и максимальная механизация производства. Именно поэтому он так и зациклился на идее непременно заполучить лущильный станок, а не ограничиться ручным лущением, как сейчас делали все.
