– Не женщины это, – покачал головой Моджахед. – Самки человека. Не представляю, какой надо быть тварью, чтоб спокойно наблюдать… – он махнул рукой.
– Зачем же представлять, – сказал Арамис. – Вспомни милую Пани Яну, она работает на натовцев, поставляет им биоматериал. Сокола вот подогнала. Наверняка не его одного. Вертится среди сталкеров, принюхивается, если кто начинает о чем-то догадываться, докладывает, кому следует, и человек исчезает.
Боров сжал кулаки:
– Вот же гнида! Вообще я баб не бью, даже в школе девок не трогал, но ей бы врезал.
Чукча поддакнул:
– И пусть защитники девочек валят куда подальше. На войне баба опаснее мужика.
Арамис вспомнил, что, когда занимался единоборством микс-файт, тренер говорил, что дерущиеся мужики ставят перед собой задачу вырубить противника, женщины же бьются до полного уничтожения противницы, калечат, выцарапывают глаза. Да и во время антитеррористических операций снайперы в первую очередь ликвидируют женщин-боевиков.
Марьяна продолжила:
– Выходов с нижних ярусов два: один во внутренний дворик, второй – на надземный этаж. Охраны на этаже десять человек, работают они тоже через день. То есть всего на базе двенадцать пулеметчиков на вышках, двадцать надзирателей (помним о сменах), четверо на блокпостах, восьмеро у турникетов, сколько военных на первом этаже, Нико не знает. Будем считать по максимуму: человек двадцать. Итого больше шестидесяти. Персонал я не считала, но наверняка они тоже умеют обращаться с оружием.
Арамис присвистнул, подергал себя за прядь волос.
– Это до фига.
– Кроме того, база обнесена трехметровой бетонной стеной, стоит к ней приблизиться, нас тотчас расстреляют. Самоубийственно переться туда таким составом, – заключила она, скрестила руки на груди, готовая отражать нападки несогласных.
Дым смотрел на нее в упор, и взгляд его был холоден, как лезвия ножа.
Нико раскудахтался, принялся мерять поляну шагами.
– Выход есть, – сказал Дым.
– Да ну? – не поверил Боров. – Разве что если «градами» по ним шарахнуть, а потом газ пустить какой-нибудь, чтоб вырубились.
Впервые за время знакомства Дым улыбнулся, и Арамиса от его оскала по спине продрал мороз.
– Мы не будем нападать первыми, – он злобно прищурился, а Нико захлопал в ладоши.
Воцарилось секундное молчание, все переглядывались, но никто не рискнул задать главный вопрос. Наконец Дым снизошел и объяснил:
– Мы не взяли в расчет еще одну силу, к слову, довольно мощную. Я бы даже сказал, несокрушимую. Мутантов.
Нико попытался по человеческой привычке что-то сказать, но получилось мычание.
– Мой друг в состоянии устроить самый настоящий гон мутантов и направить их на базу. Вы только представьте, какой ущерб неприятелю способен нанести десяток дуболомов!
Боров разинул рот, поскреб пузо и сказал:
– Но как один-единственный кукловод…
– Кто сказал, что один-единственный? Разумных кукловодов в Зоне несколько, да и остальные вполне контактируют друг с другом. Если мы их не слышим, это не значит, что они тупые животные.
Рикки вскочила и поскакала по поляне, издавая победные возгласы, схватила Нико за руки, закружила.
– Тихо, – велела Марьяна, и девочка замолкла, втянула голову в плечи.
Арамис не был эмпатом, но и его захлестнула волна ликования. Во-превых, Сокол жив, во-вторых, появилась надежда, что все получится. Ну, и в-третьих, теперь он сражался даже не за Сокола, а за все человеческое, за Зону, которую пытаются коррумпировать и превратить в огромный концлагерь.
– Тоже мутанта спасти, что ли, – проговорил задумчивый Моджахед.
Арамис сказал:
– Дым, ты не против, если мы позовем тебя, когда будем допрашивать подозреваемых? Зону следует вычистить от натовских агентов и покарать виновных. До суда, где они могут откупиться, эти падлы не доживут.
Спецназовец дернул плечами:
– Только после того, как будут наказаны мои заклятые друзья, которые отправили нас сюда. А вообще, да, я намерен вернуться в Зону: как же друга без общения оставить? – он подмигнул Нико.
– Предлагаю начинать операцию перед рассветом, когда самый крепкий сон, – сказала Марьяна, потирая руки и хищно ухмыляясь. – Застанем врага врасплох.
Нико зарычал и топнул, Дым перевел:
– Мой друг должен нас покинуть, чтобы переговорить со своими.
Моджахед поднял руку, требуя внимания:
– Ну а мне можно уже написать своим о концлагере?
– Да, – Марьяна кивнула. – Только без подробностей. Пиши, что встретил девочку, всю израненную. Координаты дай другие, вдруг настучат натовцам, и за нами придут. Пожалуй, и я отправлю сообщение сослуживцам. Вдруг им удастся победить бюрократию, и бросят отряд, чтобы меня отбивать?
Дым посоветовал:
– Я бы написал: «Попала в окружение. Не отобьюсь. Ищите на базе».
– Гениально! – воскликнула Кузя. – Так и сделаю.
Воцарилось молчание, лишь «раб» щелкал кнопками ПДА, морща лоб. Марьяна дописала сообщение и прокомментировала:
– ПДА отключаю. Пусть думают, что я и правда в беде.
– Значит, план таков, – проговорил Боров. – Нико устраивает гон мутантов, направляет их на базу. Дуболомы вышибают ворота, топчут охрану, за ними врывается мы, добиваем выживших, захватываем здание, спускаемся вниз и освобождаем узников. Одно мне не нравится: мы можем не успеть, и пленных перебьют.
Марьяна щелкнула пальцами:
– Поправка. Внутрь можно попасть по канализации, если отвлечь внимание персонала нижнего яруса. На этот случай есть мой человек, надеюсь, он не подведет.
Нико зарычал, выпятил подбородок, ударил себя в грудь. Дым перевел:
– Он просит не убивать профессора – толстого, Адольфычем зовут, у Нико с ним личные счеты.
Рикки фыркнула:
– Поздно. Он уже мертв.
– Может, оно и к лучшему.
Моджахед предложил:
– Давайте перекусим и будем выдвигаться. К базе, по моим расчетам, часов двенадцать ходу. Очень хочется верить, что коллеги Марьяны нам помогут.
– Пятьдесят на пятьдесят. Я не настолько ценный сотрудник.
Нико кивнул. Дым озвучил его мысли:
– Поиском союзников он займется ночью. Кукловоды хорошо видят в темноте.
Стерильно-белый потолок с вмонтированными лампочками, дающими рассеянный синеватый свет. Едва различимое жужжание приборов. Женский стон. Несчастная стонала протяжно, на одной ноте, как болотная птица. В ее голосе не было отчаянья или мольбы, но от него хотелось бежать без оглядки.
Аня не чувствовала тела и смотрела в потолок. Теперь она не сомневалась, что жива, и искренне желала себе быстрой смерти. Она догадывалась: ей приготовили изощренное наказание за гибель ценного сотрудника.
