— Первое, в этом рейде командовать группой буду я. Так приказал сам командир дивизии. Исходя из этого, командиром роты в моё отсутствие назначаю Климова – как самого старшего по званию строевого командира.
— Второе, предстоящая операция будет чисто разведывательная, поэтому много народу там не нужно, важны, в первую очередь, мобильность и скорость передвижения, а не огневая мощь. Поэтому тяжёлое вооружение брать не буду. Только личное вооружение и запасы патронов. Вооружение должно быть только финского производства, одежда и лыжи тоже. Нам нужно тихо и незаметно просочиться по финским тылам до посёлка Раате, именно в том районе были окружены моторизованные части 44-й дивизии. Для этого замаскируемся под егерскую или шюцкоровскую группу. Думаю, прорвёмся, при нынешнем положении дел в финской обороне это будет сделать нетрудно. По девственному, нетронутому снегу нам нужно пройти почти тридцать километров, при этом ночевать придётся в снежных пещерах. Вот всё это довольно трудно, но ничего, как говориться – нам не привыкать. Ты понял, Бульба – вся подготовка одежды, лыж, продуктов и прочего снаряжения лежит на тебе. На всё про всё у тебя есть час времени. На, бери список красноармейцев и давай, срочно подбирай им трофейную одежду, маскхалаты, ну и прочее снаряжение. Не забудь выдать каждому особо калорийные продукты. Я слышал, ты там надыбал у финнов несколько килограмм шоколада и два ящика сгущённого молока? Так вот, не жмотись и выдай каждому бойцу, кроме тушёнки, ещё грамм по двести шоколада и по банке сгущёнки.
Бульба несколько напрягся и даже закряхтел. Наверное, он не ожидал такой моей осведомлённости о его старшинских делах. Но после секундной борьбы со своим куркульством, он все-таки преодолел себя, кивнул головой и произнёс:
— О чём разговор, товарищ старший лейтенант? Сделаем!
После чего встал, козырнул, взял у меня список красноармейцев и вышел из теплушки. А я продолжил:
— Ряба, ты остаёшься заместителем у Серёги, на тебе организация постов охраны. Смотри, чтобы не получилась такая же история, как у финнов. Кузя, ну а ты идёшь со мной, будешь заместителем. Поэтому, давай, подробно изучи карту и начинай собираться. Выступаем в 8–00. Ещё в группу, кроме девяти только что отобранных красноармейцев, войдёт Шерхан. Вот вроде и всё, ребята. Теперь осталось плотно перекусить, и можно собираться.
Поняв, что время слишком дорого, особенно для тех, кто уходит в этот рейд, командиры поднялись и вышли из теплушки. Кузнецов захватил с собой один из экземпляров карты, выданных мне капитаном Пителиным. Лишних разговоров не было. Все прочувствовали серьёзность этого задания. Даже многословный Шапиро и тот не стал толкать свои политические призывы и лозунги.
Как только командиры вышли, в дверях возник Шерхан. Прямо с порога он крикнул:
— Ну что, товарищ старший лейтенант, я несу гуляш? Сейчас в котле осталось самое вкусное и наваристое. На дне оно всегда так, не зря сами повара, питаются одними из последних
— Давай, Наиль, неси и, побольше! Себе тоже можешь ещё захватить, а то следующий раз в таких курортных условиях неизвестно, когда будем. Может быть, вообще придётся голодать несколько дней. Ну, что так удивлённо на меня уставился? Такая уж судьба у защитников родины! Сегодня ты сыт, завтра нет, а приказы нужно выполнять. Так что, привыкай, брат. А теперь слушай мой приказ, в 8-00 ты в составе спецгруппы выступаешь в дальний боевой рейд. Командовать группой буду я. Поэтому, сейчас наедайся впрок, и дуй к старшине, он подберёт тебе по размеру трофейный тулуп и другое финское снаряжение. С собой в вещмешок, кроме продуктов и патронов, можешь положить и любимый свой топор. Глядишь, он нам и понадобится. В тыл к финнам поедем, а стрелять, сам понимаешь, там особо нельзя – могут чухонцы услышать и надрать нам задницу.
Шерхан, услышав мой приказ, совершенно не удивился, беспокойства или недовольства я на его лице тоже не увидел. Наоборот, после секундной заминки лицо Наиля приобрело уже знакомое мне хищное выражение, а губы сложились в злорадную ухмылку, затем он, слегка сощурившись, задумчиво произнёс:
— А что, может быть и ручной пулемёт захватить? А то я здесь от старшины слышал, что группа идёт только с автоматами. Вы, товарищ старший лейтенант, только скажите. Я не надорвусь, для такого дела, хоть сто километров буду переть эту бандуру.
— Успокойся, Шерхан! У нас нет задачи, устраивать диверсии или какие-нибудь серьёзные нападения в тылу у финнов. Нужно поискать остатки 44-й дивизии и всё. А для этого нам пулемёты не нужны, обойдёмся и автоматами. Я усмехнулся, и со значением, зловеще произнёс:
— К тому же, сам понимаешь, зачем нам надрываться, таща за тридцать вёрст тяжёлое оружие, если нужно будет, мы его позаимствуем у финнов. Там чухонь ещё непуганая, сидят на оружии, как бакланы на яйцах, а мы же с тобой любим, свежую яичницу. Не правда ли, Шерхан?
Наиль тоже недобро усмехнулся и продолжил мою мысль:
— Задницы у этих бакланов ещё тоже непуганые, и поленьев в местах их обитания полно. Так что, порезвимся, товарищ старший лейтенант. А то я, если уже прямо сказать – заскучал, надо немного позверствовать и навести ужас на этих оленепасов. Чтобы помнили, что нельзя обижать таких соседей, как мы. А то осерчаем, и никакие им шведы с немцами и англичанами не помогут. А то ишь, осмелели, им Хозяин прямо сказал, — отодвиньтесь немного от Ленинграда, и всё будет хорошо. А эти дурни начали бочку катить. И на кого? Они же сами сидели под Романовыми больше ста лет, и никто их не обижал. Жили, не тужили – лучше всех в империи, хотя всё время пукали про свою независимость. Тут у нас скинули этого гнилого Николашку, дали чухонцам их долгожданную независимость, и в ответ – никакой благодарности. Наоборот, начали строить разные козни, запустили к себе всякую империалистическую мразь, всяких там англичан и прочих американцев. И это на расстоянии одного пешего перехода от колыбели, можно сказать, нашей революции. Кто же это им позволит? Вот товарищ Сталин и возмутился. Он же предлагал финнам, возьмите взамен прилегающих к Ленинграду районов территорию в два раза больше по площади, но немного северней. Нет, эти сволочи, упёрлись и пошли на нас войной. Они же первые обстреляли из орудий нашу заставу и убили несколько красноармейцев. Безумцы, теперь пускай сами расхлёбывают то, что наделали из-за своего упрямства. И пусть молятся на то, что мы люди отходчивые, и зла не помним. И что нам на хрен не нужна их страна и их сраные жизни. Вот отодвинем границу от Ленинграда, и пускай они чухонятся в своей чухне.
Шерхан на секунду замолчал, а потом закончил эту речь словами:
