В темноте проплывали узкие лазурные глазки. Они двигались, медленно, медленно вперёд, вдоль тёмного коридора, и дрожали, и постоянно оборачивались, и как будто метались: а может всё-таки не стоит? Может им повернуть?
Шли дальше. Шли. Пришли.
Семь вышла на свет факела, горящего у высоких каменных дверей.
Лицо у неё было нервным, неуверенным, и в то же время взволнованным. Девушка с дрожью и предвкушением надавила на тяжелые двери.
Камень загремел и двинулся. Семь вошла в круглую тёмную комнату, но уже не настолько тёмную — потому что повсюду вокруг сверкали маленькие паучьи глазки. Своим острым зрением девушка разглядела кучку тарантулов. Они столпились и грызли окровавленный глаз. Сперва Семь перепугалась, а потом улыбнулось своей обычной кривой улыбкой: это был её глаз.
Девушка повернулась. Посреди комнаты возвышалась и белела в темноте женщина в широком балахоне, в котором не видно было ни рук её, ни ног. В её глазах сгущалась бледно-бурая дымка. Глаза эти были холодными, как два колодца, наполненные кровью.
Женщина посмотрела на Семь сверху-вниз, а потом с хрустом приподняла голову и уставилась в потолок.
“Зачем ты… пришла?” Спросила женщина, не опуская глаз.
Семь опустила голову и улыбнулась, как будто самой себе, очень отчаянной улыбкой:
“Я ничего не теряю”.
Женщина наклонила свою голову, и белые волосы накрыли её мутные глаза.
“Теряешь”.
Семь вопросительно подняла на неё взгляд.
А женщина продолжала: “Если он хочет… чтобы ты задержала меня… чтобы я…” Потеряла фразу…
“Чтобы… чтобы я не помогла Аркадии…” И снова пауза, только теперь другая, странная, как будто упоминание этого имени не столько оборвало мысль женщины, сколько увело её в иные, беззвучные дали. Семь стояла в смиренном ожидании.
А женщина моргнула и снова заговорила, и снова прерывисто, как сломанная кукла, напрягая брови, силою выдавливая слова: “Если… Он думает, чтобы ты сможешь задержать меня… Чтобы я не… Спасла Аркадию”.
Вдруг она опустила голову, и шея её будто треснула стальным звоном. Семь вобрали в себя в бездонные кровавые омуты бурых глаз: “Он идиот”.
Семь покачала головой: “Я так не думаю”.
“Идиот вампир, который не пьёт кровь”.
Сказала девушка смотря на неё пустыми глазами.
Женщина молча вытянула свою костлявую, белейшую и пугающе длинную, как лапка паука, руку. И на паутине в неё спустилась, покачиваясь, длинная рыжая коса.
Семь сказала: “Когда вампир не пьёт кровь, он боится света. Он слабый. Я смогу вытянуть тебя на свет, я…”
Голос её вдруг порвался и пропал. Семь принюхалась, поморгала, ощупала себя и сказала:
“Больно”.
И рухнула. Рухнула её кожа, её кости; рухнула плоть, и в землю врезалась и распласталась по всему помещению кровавая лужа. Несколько паучков выбежали из-под балахона женщины и стали хлебать разливающуюся кровь. Глаза женщины побелели, коса с грохотом свалилась у неё из рук.
Белая женщина прошла вперёд, ступая по земле и по холодной кровавой луже белыми ногами. Её нежная ступня наступила на уцелевшее глазное яблоко Семь. Потом белая женщина вытянулась на носки, и как будто стала ещё выше; пальцем она притронулась к трещинке в потолке и стала медленно втягивается в неё, сжимаясь и просачиваясь как самая лёгкая ткань.
Голые ноги женщины приподнялись на воздух, и вдруг за них схватила крепкая рука в чешуйчатой перчатке. Белая женщина посмотрела вниз. В её бордовых глазах отразилась окровавленная девушка с пустыми глазницами и с открытыми губами, с темнотой во рту. Потом в глазницах выросли глазные яблоки, а во рту выступили немного острые зубки. Семь улыбнулась грустной улыбкой и сказала:
“Это всё?”
“Я ожидала большего…”
“В моем клане все тебя боялись, а сейчас ты очень слабая…” С непритворной жалостью, но жалея не столько женщину, сколько саму себя и смотря только в саму себя говорила Семь.
Женщина молчала.
“Это, это потому, что ты давно не пила кровь, да? А если, если я напою тебя кровью, ты станешь сильней? Тогда ты сможешь меня убить? Если я… если, если я волью кровь тебе в глотку?” Вдруг глазки Семь загорелись безумной, дерзкой и жалкой надеждой.
Женщина наклонила голову и произнесла, нашёптывая каждое слово: “Есть судьба страшнее смерти… Последний Дракон…” Женщина неожиданно приподняла ногу, и Семь приподнялась вместе с ней, отливая от земли.
“Похоже ты забыла… Где твоё место…” Говорила женщина.
Задумалась.
“Я его тебе… Покажу…”
Вдруг её пустые и мутные глаза вспыхнули словно кровавые свечки. Пауки благоговейно заклокотали.
“Спасибо”. Семь улыбнулась, продолжая удерживать белую ногу, а потом отпустила её, но не упала. Прекрасная белая нога вдавилась пальцами в голову Семь и продавила её череп.
Семь забегала глазками:
“Старейшина говорил, в мире нет никого сильнее Кровавой Императрицы. Это правда?”
Женщина наклонила голову:
“Да”
И тут же её нога вдавила Семь в землю, и страшный грохот потряс весь замок.
…
…
…
Страшный грохот потряс весь замок, как только Артур обернулся. Юноша не обратил на него внимания. Глаза его уставились на юную девушку с рыжими волосами и пустыми, тёмными глазницами. Она была во всём белом, и волосы её спадали на голые плечи и пылали на них в лучах вечернего солнца, как раскалённый воск. Девушка улыбалась. Она держала серебристый ножик — лезвием у своего горла.
Артуру показалось, правда только на секунду, что в её пустых глазницах промелькнули красные звёзды.
“Мне повезло, Эрхи, очень повезло”.
Говорила девушка мужским голосом.
Артур наклонил голову.
“Помнишь, когда твоя сестрица говорила, что, засыпая, наблюдала красные огоньки? Она давала тебе знак. Она ведь слепая, помнишь? Сам я понял слишком поздно, и так заволновался, что отправил к тебе бомбу, чтобы отвлечь и увести со столь опасной для меня мысли. Сработало. Ты проморгал”.
“Дух может овладеть любым телом, если оно принадлежит его родственнику. А у меня сейчас душа Артура”.
Мария покачала головой, лаская белую шейку холодным лезвим:
“Я проник в её голову, когда она пришла навестить твой сон. Это не сложно”.
Артур помолчал и кивнул. Он и вправду проглядел предупреждение Марии. С его стороны это было довольно-таки глупо. Можно было, конечно, оправдать эту оплошность, но Артур никогда не искал себе оправданий. Юноша внимательно смотрел на Джозефа, ожидая его следующего хода.
“Но это не важно. Знаешь, в чём была твоя первая, самая главная ошибка, Эрхи?”
Горло Марии трепетало во время разговора, острое лезвие давило на него, но не резало — и вдруг весь замок снова охватила дрожь, ножик дёрнулся, и по шее девушки побежали кровавые капли:
“Чувствуешь, как они сражаются? Это тётя хочет защитить свою любимую племянницу. Сейчас твоя дочка вместе со служанкой. Первую я нашпиговал бомбами, самыми лучшими. Стоит мне щёлкнуть пальцем и бум! Бабах!”
Артур молчал.
Мария усмехнулась, кровавая струйка побежала ей на ключицу: “В этом твоя самая первая, судьбоносная ошибка, Эрхи. Когда ты только попал в этот мир, ты решил, что она, твоя служаночка, готова отдать за тебя жизнь. Я помню твои мысли тогда. Раз эта девушка готова отдать за тебя жизнь, значит она достойна быть твоей слугой. Какое высокомерие. Но именно тогда ты ошибся. Она не собиралась ради тебя умирать, и даже не собиралась в действительности отдаваться бугаям из стражи. Для неё это была просто игра, да, именно игра. Она и вправду ребёнок, а дети любят играть. Девчонка знала, что её дорогая тётя прилетит и спасёт её, если дело будет совсем худо”.
“Ты этого не знал, ты подпустил её слишком близко. Потом ты и вправду стал для неё чем-то ценным, а она — для тебя. Но ни этого, ничего другого бы не случилось, если бы ты не решил тогда сделать её своей слугой, если бы ты продолжил быть один, каким ты был всегда после моей смерти. Одна глупая ошибка… И я благодарен этой ошибке. Потому что она открыла тебя настоящего, Эрхи. Содрала с тебя кожуру фальши”.
