Еще метров семь. Черт, какие глаза у него — долго не протянет.
— Да быстрее ты, сука! — прорвало искателя и он зашелся булькающим кашлем.
Сам вижу. Поверь, с моей смертью тебе легче не станет. Еще шажок. Лужа крови у паха сидящего была чудовищна — или меня дурил тяжелый красный свет. А еще там был след — едва заметный след, кто-то вступил в плеснувшую кровь — вон у стенки брызги.
А еще — это след от каблука, который направлен от сидящего.
От него — в густую тень у самого громкого агрегата.
Я остановился.
— Где Ева?
— Да чтоб тебя так порвало, сука! — заорал раненный. — Я сейчас…
— Где Ева?!
— Вверх, он полез вверх!
Это была паника, и я похолодел. «Да ну, не может быть». Нет-нет, гонево, так не бывает. А еще раненный косит — и все бы ничего, но в движении глазных яблок есть схема — и я выстрелил в ядро этой схемы — в тень, а неразличимым мгновением спустя тень взорвалась прыжком.
Кувырок — Ева проходит мимо, а мне щеку обжигает прошедший мимо выстрел.
«Тяжело на одной ножке скакать?»
Макинами выкатилась между мной и Аской и вдруг, изогнувшись, пружиной бросила себя навстречу рыжей. Я разрядил пистолет ей вслед, напарница тоже куда-то там попала — стену забрызгало черными каплями, но обезумевшая Ева уже вышла вплотную к Сорью.
Голосил раненный, ревел охладитель, а я сквозь мгновения тянулся к курку лазерного блока, понимая, что выстрел гарантированно порежет все и вся — и синтетика, и человека.
«„Берсерк?“ Не успею».
Сознание толчками удлиняло паузы между секундами, гул труб с теплоносителем ушел в глубокий инфразвук, но движения двух девушек все еще были слишком быстрыми. Зато теперь видно, что на полу валяется длинноствольный полицейский «комбо», на Макинами — широкая светлая куртка, в спине — дыры, а ниже колена у нее прилажен какой-то костыль, обмотанный тряпками.
«Да как она движется вообще?»
И тут я потерял нить времени.
Аска размытой тенью ушла из-под удара в горло, метнулась в сторону, но не увеличивая расстояние для выстрела, а просто обходя уносимую инерцией Мари.
Шаг.
И Ева открыта для выстрела. Я уже топил курок, когда Сорью взмахнула рукой, перечеркивая синтетика наискось, и вот теперь Макинами просто взорвало изнутри — не в пример ярче, чем при попадании 600-го.
Так на моих глазах человек впервые использовал против Евы вибронож.
— Я не хотел! Они обещали!.. Пожалуйста!
Сложная приманка рухнула в лужу своей крови и вопила, не переставая. Гул в ушах сходил на нет, сердце, готовое уйти в «берсерк», замедлялось, а с пола вставала Аска, с рукавов которой густо капала черная кровь.
«Черт побери, вот это была скорость, — долбилось в голове. — Вот это. Была. Скорость».
— Я в норме. Я в норме, — крикнула Аска и нагнулась за ZRK. — Все нормально!
О, даже шок какой-то… Я посмотрел, как она с опаской подходит к искореженному телу, как заводит себе за спину ствол, и обернулся на звук:
— Помогите же мне!
Он еще жив. Славный день, парень: выпустили кишки, посадили истекать кровью, взяли на мушку, пообещали что-то. А еще — чтоб ты знал — это такая игра. Игроки они, парень. Вернее, теперь уже один игрок. Я наклонился над раненным, перевернул его и раздавил капсулу «регеногеля» над рваной раной в животе.
— Синдзи!
Я вскочил. Аска бежала ко мне — и это было страшно, потому что, как в замедленной съемке, за ее спиной разворачивался огненный клубок взрыва.
За секунду до того, как пламя лизнуло меня, мы скатились по служебной лестнице куда-то вниз.
*no signal*
Это какое-то болото — сплошная равнина, круглая кажется, ограниченная холмами, заполненная густой жижей. Край воронки? Кратер? Что это?
Я стою по колено в ледяной влаге, уже ноют щиколотки, уже морозит меня всего, а когда я поднимаю глаза, то вижу капли, которым не достичь поверхности. Они попросту испаряются в воздухе, и все небо над моей головой затянуто дождем, дождем и паром от испаряющегося дождя.
Это, должно быть, ад.
Это та-ак банально.
И даже довольно страшно.
Передо мной появляются круги, и над вязкой гладью поднимается призрак. Парень, вроде обычный себе, черноволосый — почему-то волосы даже не намокли. Его глаз я не вижу — шевелюра сбилась и почти закрывает верхнюю часть лица.
Но только когда он начинает говорить, я понимаю, чье это лицо, чьи там под чубом глаза, и почему такой знакомый плащ.
— Ты одинок?
«Я-то?»
Вокруг колеблются призраки людей — ни одной четкой детали, только образы. Просто коллега, коллега, продавец, сосед, снова коллега, капитан… Хотя нет, у капитана есть пара деталей. Грудь хотя бы.
— Ты одинок.
«А ты урод».
Только один призрак плотнее других, и остальные размывает, обращает в столбы измороси. Я смотрю в алые глаза и пытаюсь улыбнуться, но губы намертво замерзли тонким шрамом.
Больно.
— Ты спас ее ради себя. Ты не веришь в нее.
«А не пошел бы ты!»
Но силуэт тает, становится все тоньше и прозрачнее, все бледнее красные глаза, все слабее моя попытка сдерживаться.
— Твое сердце уродливо.
Она тает. Нет, пожалуйста. Я не одинок.
— Ты готов убивать ради нее — но не готов видеть в ней человека.
«Рей, останься. Он врет».
— Она была игрушкой твоего отца.
«Мне плевать».
— Она убивала.
«Мне плевать».
— Она синтетик.
Меня трясет от ледяного холода и от понимания, что если я что-то не сломаю, то останусь один — навсегда, и уже ничто мне больше не поможет, и силуэт уже бледнее тумана, и я вижу Рей только потому, что хочу видеть.
— Именно. Ты жалок.
— Я буду с ней!
Меня складывает приступ озноба, я сажусь в жижу, и теперь единственный призрак — я сам — мой единственный спутник. Наверное, надо сломать его.
Но мне очень. Очень.
Холодно.
*no signal*
Я вскрикнул — что-то тяжелое больно треснуло по щиколотке.
Боль — и гудение, сумасшедше сильное, и ветер, который почти прибивает меня. И чувство, что я плыву по волнам. По зверски холодным волнам.
А еще я нихрена не вижу.
— Синдзи! Где ты?!
Я приподнимаю голову — челюсть свело от озноба, и понимаю, что пленочный прицел не слетел. Славно, решил я и потянул руку к виску.
Зуд в глазу наконец унялся, и я обмер. Вокруг была ледяная пустота, наполненная гудением ветра, из стен били струи испаряющегося хладагента, и дышалось совсем худо. Но вот что совсем никуда не годится — я лежал на обломке мостика, который повис над бездной колодца.
Чертова теплообменного колодца.
И мостик был серьезно поврежден в месте крепления к стене. Я попытался приподняться, но по телу тотчас же отдачей пошла дрожь ломающегося металла.
— Синдзи!
Аска где-то выше. Хорошо. Я извернулся и оценил шансы прыгнуть. Вышел почти круглый ноль — из положения лежа не попрыгаешь, а встать я не успею. Словом, стоит лежать смирно и радоваться, что я ляпнулся на эту развалину, а не мимо. Ремонтную лестницу вот совсем рядом снесло чем-то тяжелым, так что если…
«Кстати, а что случилось-то?»
Ева. Подставной раненный. Взрыв. Я вздрогнул и наконец понял, почему к вою в ушах примешивается противный звон, и почему тошнит даже от мысли о движении. Сзади что-то ударило в настил — какой-то обломок — и мостик задрожал, отчетливо кренясь вниз. Теперь прямо передо мной находилось жерло вентиляционного канала, который гнал мне в лицо морозный вонючий воздух.
Двигаться нельзя, не двигаться — бессмысленно. Да и не попрыгаю я — окоченел уже слегка.
Мостик вздрогнул еще раз и накренился еще немного. И еще.
Минута. Максимум. Как раз всю жизнь свою вспомню — под вой вентиляторов.
«Интересно, может, я успею замерзнуть?»
Еще один удар сзади, и еще круче угол наклона — жерло теперь куда выше меня.
— Синдзи, ползи назад. Медленно.
О, черт. Я вывернул голову и увидел Аску. «Так вот что это шлепнулось последнее». Ее волосы взметало ледяным вихрем, она щурилась за своими стрелковыми очками, и на стеклянно прозрачном, белом лице выделялись почти черные губы.
