это пойдёт вам на пользу.
Но эти слова лишь подливают масла в огонь. Эквит, не желая отступать и в ещё большем негодовании, горячо восклицает:
— Я сыграю ва-банк, монсеньор. Вы будете мной гордиться!
Луций только горестно качает головой.
— Кретин! Почему меня окружают одни кретины!
— В России есть поговорка: «Рыба тухнет с головы», — усмехаюсь. — Подумайте на досуге, префект.
Между тем Настя, у которой самые чуткие уши, мгновенно подскакивает к домине Виргинии и с видом самой невинности произносит:
— Мой жених изволит дуэлиться. Не могли бы вы подготовить ристалище?
Виргиния, явно довольная возможностью устроить зрелище для гостей, едва сдерживает улыбку:
— Конечно, дорогая. Прошу вас пройти в сад. У нас там есть зона для подобных случаев.
Народ сразу оживился. Многие повалили на улицу — а многие уже ушли смотреть сгоревшую тачку Луция.
Мы направляемся через роскошный сад, пройдя мимо изящных фонтанов и густых живых изгородей. Прямо среди зелени раскинулась асфальтированная площадка, обустроенная для дуэлей. Гости начинают стягиваться вокруг, с любопытством наблюдая за происходящим.
Эквит вытягивается во весь рост, пытаясь сохранить свою уверенность, но как-то не очень получается. Он явно осознаёт, с кем связался, ведь я уже порешил нескольких эквитов Луция. Но пути назад нет.
Судья объявляет поединок. Пожалуй, начнём. Я лениво поднимаю руку и, не теряя времени, швыряю Каменный град. Валуны со свистом летят в эквита. Тот, явно не ожидав такого, пытается отпрыгнуть, но тщетно. Град камней обрушивается на него с ужасающей силой.
Секунду он колеблется, но затем активирует геномантию. Набухает, как пузырь, раздувается в два раза, становится чем-то вроде громоздкого голема из плоти и с яростью отбрасывает камни огромными руками. Вижу, как вокруг него начинают сверкать всполохи биомолний. Первый залп он отбил. Вот только это бесполезно. Сил у меня предостаточно. Снова поднимаю руку — и выстреливаю пятью Каменными градами подряд, даже не вспотев.
Эквит отбивается изо всех сил, но камни буквально накрывают его с головой. Пытается защищаться, но у меня всегда найдётся ещё один валун. Ещё пара секунд — и передо мной куча камней, из-под которой едва виден его распухший, злобный, бессильный силуэт. Он ещё дёргается, ещё пытается выпустить биомолнию, но она гаснет, так и не достигнув цели. Каждый его новый импульс приглушён новым слоем валунов. Он уже полностью обездвижен, но его опухшее, перекошенное от ярости лицо ещё торчит наружу, словно злобная маска в груде камней.
Вокруг — ни звука, только шорох камней, осыпающихся на него.
Добивать? Да нафиг. Я смотрю на его практически погребённое тело и спокойно говорю:
— Если он кому-то ещё нужен, пусть его выкопает.
Луций, который наблюдал за поединком молча, с застывшим лицом, лишь отворачивается и уходит прочь. И он явно пошел не за лопатой.
После вечера у домины я направляюсь в посольство Русского Царства, где поздний час, похоже, никого не смущает. Под звуки вечернего Рима, выйдя из машины, дохожу до массивных ворот с двуглавым львом. Золоченый символ нашей державы гордо блестит в свете фонарей.
Геннадий Григорьевич встречает меня в своем кабинете, словно на боевом посту, и вечерний час, похоже, нисколько его не смущает. Недаром он по телефону сразу согласился на встречу — видно, человек привычный к поздним визитам. С легкой улыбкой кивает, приглашающе жестом указывая на кресло перед ним.
— Данила Степанович! Рад, что заглянули. Давайте чайку выпьем, медком побалуемся. А то дела, знаете ли, без конца.
Я соглашаюсь, и уже через минуту на столе перед нами стоит горячий переносной самовар, чашки и тарелка с душистым медом. Геннадий Григорьевич разливает чай, довольный, словно устроил мини-праздник.
— Жизнь в Риме вам как? Успели уже с местными порядками познакомиться? — интересуется он, смотря поверх чашки.
Я киваю, посмеиваюсь:
— О, еще как. Только с вечера от домины Виргинии, и там меня уже проверили на резвость.
— Что, прямо с дуэлью? — Геннадий Григорьевич приподнимает бровь, хитро прищурившись. — И с кем же вам так посчастливилось?
— С эквитом Луция. Он наступил на ногу моей жене. Не мог оставить это без внимания.
Посол усмехается, наклоняет голову.
— В таком случае — понимаю. За жену, как говорится, честь особая. Да и Цезарь такие поступки, надо сказать, уважает. Сложный он человек, надо сказать, но принимает силу, поэтому наш Царь Борис с ним общий язык и нашел. Да и ситуация у вас с префектом, надо сказать, особая. Еще с Москвы тянется.
— Значит, вы в курсе?
— Служба обязывает, — кивает Геннадий Григорьевич. — Луций Авит, кажется, делал предложение вашей сестре, но преподнес ей, мягко говоря, сомнительный подарок — вазу, если не ошибаюсь?
— Видите ли, Геннадий Григорьевич, — я затрагиваю тему, из-за которой и пришел. — Луций не просто оскорбил мою сестру, но и покусился на её жизнь, а это затрагивает честь всего моего рода. Теперь мне приходится разбираться с ним по всем правилам. У нас с ним война. Однако Цезарь, похоже, не позволит присвоить заслуженные трофеи, например, те же склады, что сейчас горят. А ведь, по дворянским законам, победитель всегда получает всё. Так принято, такова наша традиция.
Геннадий Григорьевич, отхлебывая чай с медом, задумчиво кивает:
— Да, с моральной точки зрения с вами трудно не согласиться. По кодексу чести, вы имеете полное право на трофеи. Однако здесь вступают в силу межгосударственные отношения, надо сказать. Цезарь может не одобрить расширение иностранной собственности в Риме — ему это, скажем прямо, не по душе. Завтра у меня как раз назначена аудиенция с ним; я обязательно затрону ваш вопрос.
Хм, что ж, придется подождать еще день. Впрочем, ничего страшного: лакомства, которыми префект Аврал потчевал собак под храмом Януса, будут действовать еще пару дней.
— Геннадий Григорьевич, а не могли бы вы подсказать Цезарю, чтобы он не сдерживал свою фантазию? Например, дал бы мышке кусок, с которым она явно не справится.
Геннадий Григорьевич задумчиво делает глоток чая, затем, уловив мою мысль, понимает и кивает:
— Вполне возможно. Но вы уверены, что сможете «проглотить» этот кусок?
Я усмехаюсь:
— Конечно. Я ведь не мышка. У меня на гербе изображен филин. А филины, как известно, как раз и питаются мышами.
* * *
Золотой дворец, Рим
На следующий день Цезарь беседует с послом Геннадием Григорьевичем, завершая обсуждение ключевых вопросов. Римский Император довольно склоняет голову, оглядывая
