Ознакомительная версия.
Говорили, будто у них с генералом давнишняя любовь. Из других источников Гумберт знал, что Либински входила в группу, с которой Ламберт взорвал прииски оружейных кристаллов на Ло-Дешинс. Диверсия века – так называли это акцию. Как признавался один урайский инструктор: «У меня тогда было такое ощущение, что война закончилась и нас полностью слили…»
Теперь Гумберт наконец-то оказался в настоящем деле, а прежде он, как и многие, околачивался на вербовочном пункте урайцев на Дижанейро. У него в активе уже имелась пара путешествий на фронт – на стороне Примарской Империи, однако оба раза ему едва удалось унести ноги, и больше Гумберту не захотелось быть пушечным мясом. Он долго выискивал нужных людей, и они наконец сами вышли на него. После небольшого собеседования ударили по рукам, и Дирк попал в специальный лагерь, где обучали азам агентурной работы. Остальному учить не стали, поскольку парень и сам был не промах, а слишком умелые быстро бросались в глаза.
После урайских тренировочных лагерей он снова вернулся домой и, отдохнув пару недель, отправился на вербовочный пункт примарской армии, где и записался в прославленное соединение тогда еще полковника Ламберта.
Когда пришел приказ выполнить задание, Гумберт ощутил что-то вроде разочарования. Все вокруг обожали генерала, так что и Гумберт поневоле проникся этим чувством. Впрочем, отказываться от своих денег он не собирался. Как ни хорош был Ламберт, но, положи его на весы, он не перевесил бы пяти миллионов англизонских кредитов, обещанных Дирку за выполнение задания.
Здесь на базе он провел почти год и за это время видел Ламберта три раза, да и то издалека. Отсюда родился план с винтовкой, на которой уже были отпечатки Руди Шнепа. Дирк специально дал Руди подержать «скорпион», а затем осторожно замотал отпечатки лентой – этому его научили в урайских лагерях.
Теперь дело было за малым – подождать, когда приедет подружка генерала и они запрутся в его кабинете «для выяснения организационных вопросов». О том, как это примерно происходит, знала вся база, поэтому прилагать усилия для сбора информации Гумберту не приходилось. Пару раз после таких свиданий в кабинет генерала приглашали плотника, и через него стало известно, что весь процесс с «организационными вопросами» протекал на большом рабочем столе.
Этот стол был виден в прицел очень отчетливо.
Решив, что пора спускаться, Гумберт совершенно неожиданно обнаружил новую помеху. На том же месте, где недавно кувыркалась влюбленная парочка, теперь были заметны силуэты трех человек.
Впрочем, скоро Дирку удалось распознать голоса Милли и двух парней из разведроты.
После недолгого торга была названа цена в триста империалов с каждого, и Милли, взяв деньги вперед, занялась делом.
Гумберту оставалось только удивляться предприимчивости девушки. Едва проводив возлюбленного Планка, она занялась бизнесом, и с точки зрения коммерции это было правильно. Дефицит женщин на базе позволял ей завышать цены сверх всякой меры и за полчаса работы она получала половину жалованья хорошего инженера на индустриальной планете Равновесного Мира.
Гумберт подождал, пока Милли закончит свои дела и удалится с дружками в темноту, поспешно спустился на землю, посмотрел по сторонам и отправился спать. Завтрашний день обещал быть нелегким.
Утро следующего дня выдалось пасмурным. С запада пришла пыльная буря, и до одиннадцати часов погода была нелетная. Затем выглянуло солнце, и весь свободный от дежурства личный состав был брошен на уборку территории базы. Солдаты с лопатами, мобильными скрубберами и тележками привычно собирали черную пыль, а остатки смывали водой на газоны. Это была уже не та ядовитая сажа, какой она была двести лет назад, и от пыльных осадков трава и кусты на территории базы только становились гуще.
– Заканчиваем уборку! – громко объявил сержант Бакстер. Несмотря на свою близость к генералу Ламберту, он успевал повсюду и не гнушался никакой работой.
В небе послышался свист спускавшегося с орбиты челнока. Все знали, что это гости генерала.
Бакстер из-под руки посмотрел на приближавшуюся точку и, бросив последний взгляд на умытые дорожки, направился к штабу, а солдаты стали собирать инвентарь.
– А кто-нибудь видел подружку шефа, эту Либински? – поинтересовался Руди Шнеп, размазывая по лицу копотную пыль.
– Из нового призыва – никто, – ответил ему Гумберт.
– Эрнесто Дудли из ремонтной роты видел, – сообщил рыжий Масарик, койка которого в казарме располагалась справа от Гумберта.
– И что она?
– Говорил – два метра ростом, а сиськи… – Масарик жестом рыболова показал примерный размер, но, подумав, увеличил его еще вдвое. – Вот такие у нее сиськи.
– Такие ни под какой формой не спрячешь, – со вздохом произнес Руди, осмотрев нарисованную Масариком форму.
– Факт, – согласился тот.
– Ладно, пошли мыться, дядя, – сказал Дирк и хлопнул Шнепа по плечу. – С такой мордой ты не нужен даже Милли.
– Да, кстати, – оживился Масарик, – это правда, что с Милли можно за деньги договориться? А? Кто-нибудь слышал?
– Разговоры, – махнул рукой Гумберт. – Милли с Планком хороводится, наверное, они поженятся.
Огорченный Масарик отстал, и Руди с Гумбертом отправились в казарму.
По дороге они еще раз поговорили о генеральской подружке, потом вспомнили родные места, Руди на Бронтзее, а Гумберт – на Дижанейро. Потом взяли полотенца и отправились в душ.
– Все уже помылись, – заметил Шнеп.
– Вот и хорошо, ненавижу я эту толкотню, – отозвался Гумберт.
– Как ты думаешь, Дрю, в следующем месяце нас перебросят на фронт? – спросил Руди, настраивая температуру воды.
– А тебе что, повоевать не терпится? – из соседней кабинки поинтересовался Гумберт.
– Да засиделись мы тут… Нет, я понимаю, конечно, что в окопы торопиться не следует, но какая-то тоска меня мучает. Предчувствие нехорошее…
– Наплюй, все у нас будет хорошо. А что касается предчувствия, это брюхо от голода подводит. Сходим на обед, и настроение улучшится.
Говоря это, Гумберт пошарил рукой на самом верху перегородки и нащупал там проволочный крюк, который он сделал, чтобы поднимать тяжелую решетку.
– Ох и запачкался ты, приятель, – сказал Дирк, появившись в кабинке Руди. – Даже спину замазал, давай мочалку – потру…
– На, держи. – Шнеп сунул в руку Гумберту мочалку с двумя длинными тесемками в виде петель, чтобы удобнее держаться руками, если сам трешь себе спину. – Только уж потри сильнее, раз сам напросился.
Ознакомительная версия.