Глава четвертая
В «заказнике» было неуютно. Света не хватало, стеллажей тоже, и многое было свалено прямо на пол, — словом, бардак.
— Вот здесь, Юра, посмотри. — Смирнова аккуратно, чтобы не испачкаться о залежи пыли, приподнялась на пару ступенек по стремянке, и, глядя на ее хорошо развитые икры, плотно обтянутые колготками, Титов почему-то сразу вспотел и сглотнул обильно набежавшую слюну.
Сегодня научная сотрудница была хороша на редкость: короткое приталенное платье-сафари нежно-песочного цвета мягко облегало все ее формы, а туфли-лодочки на высоком каблуке делали ноги растущими прямо из подмышек, — и аспирант подумал: «Интересно, а в койке она так же хороша, как выглядит?» Однако вслух ничего не сказав, он быстро подошел к указанному стеллажу поближе и, стараясь в облаке сразу же поднявшейся пыли не дышать, потянул сверху узел с шаманским барахлом.
— Фу ты. — Хорошенький носик Натальи Павловны сморщился, однако она сразу же с интересом присела на корточки рядышком со свертком, и Юра заметил, что коленки у нее круглые и розовые.
Когда достали саамский бубен, то сразу стало ясно, что хозяин его был нойдой очень сильным: на поверхности камлата красной краской был нарисован знак бога небес Мадератча, а с ним общались только самые могущественные шаманы.
— А ты знаешь, Юра, что обод его сделан из дерева, растущего посолонь, то есть по движению солнца, с востока на запад, — ярко блеснула эрудицией Наталья Павловна и постучала наманикюренным пальчиком по поблекшему от времени изображению богини земли Маддер-Акке, а Титов еле сдержался, чтобы не схватить ее крепко-крепко.
Внезапно в голову ему пришла свежая мысль, и под недоуменным взглядом научной сотрудницы он скинул с себя рубаху, с гордостью обнажив при этом мускулистый торс с хорошо прочеканенными грудными мышцами, и сноровисто обрядился в пропыленную шаманскую парку.
— Юра, это с тобой чего? — Наталья Павловна улыбалась, но смотрела на него как-то странновато, а он тем временем навесил себе на грудь ожерелье из когтей и зубов медведя, принесенного в жертву Маддер-Акке, и, пояснив:
— Камлать буду, — положил специальное кольцо «арпа» на изображенный в центре знак бога солнца Пейве.
Взяв в левую руку колотушку из оленьего рога, он принялся бить в бубен, двигаясь и подпевая подобно нойде из норвежского документального фильма о лапландских саамах.
— А ничего у тебя получается. — Наталья Павловна внезапно звонко расхохоталась, а Юра, глянув на нее строго, твердым голосом повелительно произнес:
— Глаза мне завяжи, — и указал подбородком на ветхую от времени полоску замши.
Засмеявшись еще заливистее, научная сотрудница приблизилась к нему и пальчиками, от которых пахло французскими духами «Фиджи», ловко закрепила повязку узлом, одобрив:
— Ну ты, Юрка, и хорош теперь.
Титов ее уже не слышал, — он вдруг понял, что начинает ощущать неясный пока еще ритм и двигаться в соответствии с ним, пение его сделалось более громким, а звуки, казалось, рождались не в горле, а шли прямо из живота. Несмотря на завязанные глаза, он неожиданно увидел разливавшийся вокруг него яркий свет, а в нем находившееся рядом — стеллажи, экспонаты, Наталью Павловну, — и, глянув на нее повнимательней, он совершенно отчетливо заметил, что она беременна. Тем временем далекие звуки камлата в чьих-то могучих руках приблизились, и, двигаясь полностью согласно с ними, Юра вдруг почувствовал, как на него с бешеной скоростью надвигаются бескрайние сверкающие под солнцем просторы тундры, над которой великий Айеке-Тиермес гонится за огромным золоторогим оленем Мяндашем. Подобный вихрю, танец внезапно прервался, и, обессилев, аспирант неподвижно вытянулся на грязном полу, чувствуя, как сам он стремительно переносится сквозь прозрачные воды Сейд-озера куда-то неизмеримо глубоко в недра земли. Он не почувствовал, как громко вскрикнувшая при виде его бездыханного тела научная сотрудница начала его тормошить, и не услышал, как, стуча каблучками, она через секунду побежала за подмогой, — он неслышно двигался по Ябме — Аккоабимо — стране Матери-Смерти, где живут души умерших праведно добрых людей.
Быстро миновав рай саамов, он очутился около мрачного спуска, окруженного остроконечными черными базальтовыми скалами и, мгновенно оказавшись в еще более глубинном царстве смертоносного Рото-абимо, своими глазами узрел невыносимые муки тех, кто прожил свою жизнь во зле. Грешники медленно замерзали в студеных водах бездонных адских озер, страшный оборотень Тал сдирал своими огромными когтями кожу с их голов, ужасные упыри-равки грызли своими железными зубами их кости, и постепенно их сердца превращались в осколки льда. От созерцания чужих страданий аспиранта оторвал громоподобный, похожий на звук водопада, голос, и, обернувшись, он увидел горящие кровавым огнем глаза самого Рото-абимо.
— Ты услышал звук моего камлата, — подобно сходящей с гор лавине, произнес владыка ада. — Я научил тебя своей волшебной песне, и теперь мы будем всегда вместе — ты и я.
Титов почувствовал, как на него стремительно надвинулось темное облако, на мгновение он ощутил свое сердце прозрачной, звенящей льдинкой, плавающей в черных водах озера Смерти, и его закатившиеся глаза открылись.
Прямо перед собой он узрел взволнованное лицо склонившейся над ним научной сотрудницы, а уже через секунду в дверях стал слышен козлетон директора:
— Ну как он там, Наталья Павловна? «Скорая» сейчас приедет.
Внезапно аспирант поднялся на ноги так стремительно, что его спасители даже вскрикнули. Во всем его теле ощущалась небывалая легкость, оно было просто переполнено энергией, а в голове слышался далекий звук камлания Рото-абимо: «Голод, голод, голод…» Мгновенно что-то темное и вязкое обволокло мозг Титова, и, ощущая, что движется в такт с могучей, всеразрушающей силой, он подскочил к козлобородому музейному руководителю и, замкнув кольцо большого и указательного пальца, одним движением порвал дряблое старческое горло. Дико завизжала от ужаса забрызганная директорской кровью Наталья Павловна, а когда быстрым рывком аспирант содрал с нее платье, она вдруг замолчала и, прикрывая свою знаменитую грудь, обтянутую кружевным французским лифчиком, начала лепетать:
— Юра, ну что ты делаешь, Юра.
Рассмеявшись, Титов скинул с себя мешавшую ему шаманскую парку, и, ухватив научную сотрудницу за волосы, в мгновение ока разорвал на ней колготки вместе с трусиками и, не обращая внимания на поднявшийся снова бабий визг, швырнул ее ягодицами кверху на ворох истлевшего музейного барахла. Мощным, рассчитанным движением он тут же глубоко вошел в нее, а когда тело его жертвы от боли затрепетало и раздался громкий женский стон, Титов улыбнулся и не останавливался до тех пор, пока глаза его не закатились и из широко открывшегося рта не вырвался торжествующий крик обладания.
