Во тьме вспыхнули звезды, штук десять примерно, и каждая из них светила ярче солнца, но не красным солнечным светом, а противоестественным бледно-желтым. Джакомо зажмурился, и свет звезд стал красным. Его стало шатать, Джакомо открыл глаза и увидел, что это оттого, что его волокут холодные неживые пауки, сотворенные из орочьего железа.
— Куда вы меня тащите, пауки? — вопросил Джакомо, но не получил ответа.
И тогда он снова закрыл глаза, обидевшись.
И настал момент, когда утратилось различие между закрытым и открытым, и глухо стало от хлопающих ладоней, каждая из которых хлопала сама по себе. И явился из мирового хаоса индюк красного цвета, и танцевал он и пел, подобно мифическому зверю соловью, также именуемому разбойником, и аккомпанировали ему барабаны. А потом индюк перестал петь и танцевать, барабаны затихли, и понял Джакомо, что сейчас начнется самое важное. И не ошибся он, потому что заговорил индюк человеческим голосом с мяукающим орочьим акцентом, и произнес он следующие слова:
— Знай, беложопый человек, что на Земле Второй, также именуемой Мидгард, состоялось великое возрождение. Мифический зверь индюк, также именуемый феникс, возродился из собственного праха, и имя этому зверю — Джулиус Каэссар.
— Ты дважды ошибся, уважаемый, — почтительно заметил Джакомо. — Во-первых, индюк — не зверь, а птица, зверь — это соловей.
— Зверь, птица, какая в жопу разница, — непочтительно отозвался индюк и безумно захохотал.
Джакомо решил не обращать внимания на это непотребство.
— А во-вторых, — продолжил он, — Джулиус Каэссар — не зверь и не птица, а человек. Так звали презренного содомита, из-за которого случился бэпэ.
Индюк неожиданно смутился и пробормотал:
— Не такой уж он и содомит был. Во вторую эпоху бисексуальность считалась нормой и вообще… — Тут голос индюка окреп и он заявил: — Знай же, человек, что Джулиус Каэссар — не зверь, не птица и тем более не содомит! Джулиус Каэссар — бог, и аватар его — резвый индюк, также способный принимать облик человека любого вида из трех существующих. Знай, что Джулиус Каэссар явился в мир всерьез и надолго, и горе тому, кто встанет на его пути и преградит дорогу! Пусть никто не смеет проходить путями Каэссара, ибо неисповедимы эти пути! Пусть никто не входит в мой дом, и особенно в подвал, ибо гнев мой будет страшен! Упадет с неба звезда Полынь и все такое. А ты отныне назначаешься хранителем путей Каэссара, и быть тебе через это великим вождем всего Чернолесья, также именуемого Эльфландом. А чтобы не думал ты, что с тобой говорят ядовитые грибы, а не бог Каэссар, ставлю я на тебя свою метку. И да будет так воистину!
— Что-то я ничего не понял, — сказал Джакомо. — Повтори еще раз, пожалуйста.
Но индюка уже не было, и вообще ничего не было, кроме тьмы, из которой явилась кровать, на которой возлежала прелестная орчанка (Джакомо понимал, что так не бывает, что думать так — извращение, но эта орчанка была воистину прелестна), и подарила она Джакомо три наслаждения, одно за другим. А потом понял Джакомо, что он обнажен и валяется в грязи, и еще он… гм… обгажен. И кто-то его дергает и трясет, больно ухватив за костлявое плечо.
— Ты чего это голый? — спросил кто-то, и Джакомо понял, что это синьор Карло.
Только теперь Джакомо сообразил, что индюк и все прочее ему привиделось, а на самом деле он находится в темном гроте, почему-то голый и босой, и синьор Карло тащит его наружу. И вытащил синьор Карло его под звездный свет, повернул к гроту спиной, а к звездам лицом, и вдруг изменился лицом и спросил гневно:
— Это еще что за тварь такая?
И сильно ударил Джакомо в лоб основанием раскрытой ладони. И вдруг завопил бешено, и отступил на два шага, и сошел с карниза, покатился вниз и разбил голову об острые камни. Но последнее стало известно уже потом, а в тот момент все просто увидели, что он оступился и покатился вниз.
— Что это с ним? — спросил Джакомо, повернувшись к Педро.
Педро испуганно завопил, и тоже отступил на два шага, но не упал с карниза, а уперся спиной в каменную стену.
— Что такое? — спросил Джакомо. — Чего вы все пугаетесь?
— У тебя на лбу индюк нарисован, — объяснил Педро, запинаясь. — Он прыгает, танцует и корчит рожи.
Через полчаса Джакомо был вымыт, одет и стоял навытяжку перед генералом Умберто. Джакомо доложил, что случилось с ним в гроте, а вернее, попытался доложить, потому что он сам не понимал, что с ним случилось. Ясно, что такие вещи не могут происходить, но происходят ведь! Если бы не нарисованный живой индюк, гуляющий по его лбу, Джакомо решил бы, что ему все привиделось, но индюк… Умываясь, Джакомо особенно тщательно тер лоб, он смутно надеялся, что страшный индюк исчезнет, но надежда была тщетной. Джакомо докладывал, а генерал Умберто смотрел ему в лоб и негодующе морщился. Позже Джакомо рассказали, что индюк в ходе его доклада подмигивал, показывал язык, а потом повернулся задом и стал гадить, при этом помет его, достигнув подразумеваемой земли, исчезал. Но когда Джакомо стал говорить о том, что индюк настоящий назначил его хранителем путей Каэссара, индюк нарисованный перестал глумиться, принял величественную позу и стал кивать, подтверждая слова Джакомо.
Синьор Умберто выслушал Джакомо до конца, немного подумал и произнес следующее:
— Ты сказал, что боги не желают, чтобы мы входили в этот дом и особенно в подвал. Сдается мне, это правда. Мы немедленно возвращаемся в благословенные леса.
«Эльфы уходят», подумал Каэссар. «Фокус удался».
«Не понимаю, зачем надо было придумывать такую сложную комбинацию», подумал Серый Суслик. «Зачем было втаскивать этого Джакомо внутрь, подключать к компьютеру, это рискованно было, он мог очухаться внезапно, пришлось бы драться. Можно было просто напугать их, роботами, например».
«Нет», возразил Каэссар. «Напугать роботами недостаточно. Роботы, даже вооруженные бластерами — угроза простая и в целом понятная. Храброго воина трудно напугать понятной угрозой, потому что воин привычен не бояться понятного. Когда храбрый воин видит врага, он думает не о том, как убежать, а о том, как победить. А эльфы — храбрые воины, этого у них не отнимешь. Но когда человек видит необъяснимые наваждения, одной воинской храбрости мало, тут особые навыки нужны. Надо понимать, что такое виртуальность, или хотя бы догадываться. С Питером Пейном, кстати, этот номер не прошел бы. А с эльфами прошел, и слава богам».
«Насчет богов, кстати», подумал Серый Суслик. «Не боишься, что они разгневаются, что ты так нагло провозгласил себя одним из них?»
