коротенькой юбочке и топике, оставляющем живот открытым. Я задумался и понял, что никогда не видел её живот, так как она всегда при мне была в одежде, подобающей монаршим особам.
А тут… тут её никто, кроме нас, не знал. А мы были друзьями, при которых она могла вести себя, как вздумается.
Босая, с распущенными волосами, она ничем не напоминала ту чопорную принцессу, которую я частенько видел во дворце. И в особенности, увидел впервые в жизни на балу, где состоялся смотр выпускников. Скорее, сейчас она была жгучей дикаркой, кровь которой пылала от внутреннего огня, а взгляд магнетически приковывал к себе.
Я подумал, что к её образу очень подойдёт красная орхидея в волосах. И просто наколдовал её, ещё раз порадовавшись, что хорошо быть магом.
Она прикоснулась к волосам, почувствовав изменения, тронула цветок, обернулась ко мне и улыбнулась столь обезоруживающей улыбкой, что я влюбился в неё ещё раз. А затем она поманила меня к себе.
Я подался навстречу любимой, заключил в объятия и склонился, чтобы поцеловать в жаркие губы, жаждущие этого самого поцелуя.
А затем мы с ней танцевали где-то вне времени и пространства, чувствуя ритм даже не телами, а сердцами, которые в свою очередь управляли нами. По крайней мере, я даже не задумывался, что именно делаю.
Видя перед собой совершенно счастливую девушку, я отпустил все тревоги, страхи и ответственность, некоторое время просто наслаждаясь ритмичным движением наших тел. Иногда танец бывает даже откровеннее, чем близость.
А затем на меня навалились непрошенные мысли.
Вот она — принцесса Российской империи, вдали от дворцов совершенно непохожа на себя. А всё от того, что на её плечах лежит невероятный груз ответственности за всё на свете. В том числе и за собственную репутацию. Отдыхать, как сейчас, она может лишь в тех местах, где никто из местных её не знает и не станет тыкать пальцем.
А затем я вспомнил, куда ведёт меня мой путь. Интересно, я же никогда об этом не задумывался. Это сейчас я — рядовой аристократ, действия которого, конечно, несут за собой последствия, но это редко что-то катастрофическое. Мне даже удалось выправить репутацию Никиты, угробленную до моего попадания в это тело.
Но пройдёт ещё совсем немного времени, и всё изменится.
«Надо уметь жить, — вот что я подумал, как бы банально это не звучало. — Нужно постараться не потерять себя во власти и ответственности. Нужно находить время радоваться простым вещам. Таким как, например, Амазонка с чёрными кайманами и пираньями».
Я обязательно одержу победу над действующим Примархом, это я себе обещаю. Но потом мне придётся одержать победу ещё над одним врагом. И одерживать её каждый день, пока я живу или вообще существую в том или ином виде.
На моих плечах будет груз ответственности не за одну, пусть и большую страну, но на отдалённой планете. Я буду отвечать за сотни миров. Возможно, по цинизму и жёсткости я быстро заткну Варвару за пояс. А, может быть, и нет.
Но, глядя на танцующую девушку, похожую сейчас на богиню и дарующую мне свои поцелуи с поистине бразильской страстью, я знал только одно. Чтобы не навалилось на наши плечи, мы должны помнить эту прекрасную летнюю ночь. Мы не должны забывать о себе настоящих, чтобы сердце гоняло живую и горячую кровь, способную на любовь и сострадание.
Садиться пришлось на выровненный лёд. Благодаря мастерству пилотов мы практически не заметили ничего необычного. Разве что самолёт слегка потряхивало против обыкновения.
Каково же было наше удивление, когда из открывшейся двери нас обдало столь ледяным воздухом, что перехватило дыхание.
Невольно вспомнилось, что чуть больше суток назад мы отплясывали под пальмами, впитывая летнюю жару.
Ранним бразильским утром мы простились с Магнусом, Варварой, Кариной и Арьяшей. Те вернулись к своим обязанностям по эвакуации, а мы понеслись дальше вслед за эфирным потоком.
Я уже уловил некоторые взаимосвязи между природными явлениями. Потоки эфира тянулись параллельно океаническим течениям. Так от берегов Бразилии, следуя против Южного пассатного течения, мы оказались недалеко от западного побережья Африки.
Затем, следуя Бенгальскому течению, мы пролетели далеко на юг. И в какой-то момент стало очевидно, что потоки исходят из Антарктиды, о чём совершенно верно догадывался Антонио Сан-Донато.
Тогда мы связались с нашими полярниками на станции «Восток» и запросили посадку. Они, конечно, сильно удивились, но посадку разрешили и даже обещали встретить.
Таким образом мы и оказались на ледяной посадочной полосе с обжигающе-холодным воздухом, врывающимся сквозь проём двери.
Чтобы не заледенеть, я тут же уменьшил скорость ветра вокруг самолёта и слегка приподнял его температуру.
— Ты говорил, что в этой части планеты нас ждёт лето, — зябко ёжась, сказала Катерина Громова.
Она вообще после жаркой бразильской ночи вела себя очень тихо. Видимо, ей было стыдно за своё раскованное поведение. Но я заметил и ещё одно: Олег Чернышев теперь практически не отходил от неё.
Я был рад за ребят и желал им взаимного счастья. Как мне казалось, они его заслужили сполна.
Её слова услышал наш пилот, который как раз вышел в салон, чтобы помочь нам с высадкой.
— Была бы зима, — проговорил он с широкой улыбкой, — мы бы даже близко сюда подлететь не смогли на этом конкретном самолёте. Тут специальный нужен, который низких температур не боится.
От его слов присутствующие, конечно, малость обалдели, но восприняли, скорее, как шутку. Чего не скажешь о словах полярников, которые нас встречали.
— Рад приветствовать, — сказал один из стоящих на взлётной полосе, высоченный мужчина с военной выправкой и густой, покрытой изморозью бородой. — Граф Андрей Жуков. Вам невероятно повезло, что вы прибыли летом. Теплынь, можно сказать, оттепель.
— Сколько градусов? — стуча зубами, поинтересовалась Валя, периодически обдававшая себя волнами пламени, чтобы согреться.
— Минус сорок с чем-то, — отрапортовал Жуков.
— И это что, правда, лето? — удивилась Катерина, вцепившаяся в Олега.
Пронизывающий ветер проникал даже под магические коконы.
— Вот такое х… холодное лето, — улыбаясь до ушей, ответил ей граф. — Пойдёмте скорее на станцию пить горячий чай!
— Я бы сейчас что-нибудь покрепче выпил бы, — признался Кропоткин, оглядываясь на самолёт, в котором остался практически полный бар.
— Алкоголь на таком морозе — практически верная смерть! — подняв указательный палец к совершенно ясному небу, заявил Жуков. — Вы же не самоубиваться сюда приехали, не так
