гостя:
— Знаете, меня радует то, как Борис ведет дела с нашими конкурентами — с Пруссией и Британией. Жестко, последовательно. Он точно знает, чего хочет. Взять хотя бы недавнюю акцию с зерном — ловко обыграл британцев. Пока те устраивали торговые барьеры, Борис заключил выгодные соглашения, и теперь весь рынок под контролем. Да и Акулья Падь в Финляндии — это, конечно, хитрый шаг. Теперь у вас есть больше выходов на Балтийское море, причем с отличным стратегическим расположением.
Геннадий Григорьевич кивает, уловив одобрение в словах Цезаря.
— Его Величество предпочитает не оставлять слабых мест в политике. Это ценят и его союзники, и соперники.
Цезарь усмехается, заметно довольный:
— Такой подход мне по душе. Мы всё обсудили?
— Ваше Величество, надо сказать, есть еще одна деликатная тема. Речь о конфликте между графом Данилой Вещим-Филиновым и префектом Луцием.
— А что тут обсуждать? — сразу хмурится Цезаря. — Вроде оба большие мальчики. Пускай разбираются сами.
— Всё так, надо сказать. Но согласно кодексу чести, граф имеет полное право на трофеи в этой войне, ведь Луций покусился на жизнь его сестры, пытаясь ее отравить.
Цезарь хмыкает:
— Трофеи, говорите? И что же именно хочет граф Данила в качестве трофеев?
Геннадий Григорьевич дипломатично отвечает:
— Ваше Императорское Величество, всё на ваше усмотрение, надо сказать. Я лишь напоминаю о пункте кодекса чести. — Он делает небольшую паузу. — К тому же, у графа с собой здесь только небольшой отряд, надо сказать. Едва ли он сможет удерживать крупные предприятия.
Цезарь задумывается. Ему докладывали, что численность отряда Данилы — всего двадцать человек. Цезарь мысленно улыбается, понимая, что такой ограниченный состав гвардии может сыграть ему на руку. «Хм, всего двадцать человек,» — размышляет Цезарь, глядя на Геннадия Григорьевича. — «Этим можно воспользоваться… дать птенчику такой лакомый кусок, от которого он сам захлебнется».
Цезарь прикидывает возможный план: у русского телепата нет ни ресурсов, ни достаточно людей для длительного удержания или защиты крупного объекта. Но гордость и чувство чести могут завести молодого графа слишком далеко, заставив его принять «трофей» — не подозревая, что это обернется неподъемной ношей. Идея становится всё заманчивее, и Цезарь уже видит, как этот «трофей» может стать обузой, не укрепляя, а уничтожая графа.
— Что ж, тогда пусть попробует взять завод Ланг. Если у него хватит сил на такой трофей, я не возражаю. Этот завод, как-никак, символ власти префекта Луция, да и вина там производят одни из лучших. Граф Данила вправе захватить его — сестра это святое, а мы, римляне, как никто другой ценим родственные связи.
Геннадий Григорьевич моментально осознает коварство Цезаря. Ах да, завод Ланг. Маленькая крепость в миниатюре. Простой трофей? Не совсем. Для его захвата и удержания потребуется куда больше людей, чем может позволить себе Данила с его двадцатью бойцами. И, конечно, гораздо больше усилий — это ведь не какой-то склад, а целый производственный комплекс. Завод, вокруг которого буквально вырос городок.
Пять рот — вот минимум, чтобы взять и удержать Ланг. Двадцать человек? Это едва ли больше, чем тень. Но Геннадий Григорьевич предпочитает не возражать. Граф Данила сам просил «гигантский кусок»— что ж, теперь он его и получил. И, конечно, нет сомнений, что этот хитрый телепат задумал что-то по-настоящему грандиозное.
— Спасибо, Ваше Императорское Величество, — кланяется Геннадий Григорьевич. — Вы справедливы как сам Юпитер.
* * *
На следующий день я посвящаю утро медитации, восстанавливаю силы и равновесие, а после отправляюсь с женами и Настей на прогулку по музеям. В одном из залов живописи мы замираем перед особенно странной картиной: на ней изображено нечто вроде абстрактного танца теней, пестрых мазков и переливов, словно художник стремился поймать свет, отражающийся от хаотичного водоворота. Слегка прищурившись, я рассматриваю цвета, прикидывая, органические ли здесь использованы краски. Я легко могу включить способности геноманта, но хочется научиться использовать легкие навыки Легиона, не призывая легионеров напрямую. Это кажется невозможным — Филиновы такого точно не умели. Но я-то шагал с перепончатой левой ногой по руинам разрушенных городов. Для меня не существует невозможного.
В этот момент сзади к нам подходит дородная римлянинка, пренебрежительно разглядывая нас с ног до головы:
— И зачем только русские приперлись сюда? Всё равно ведь ни хрена не понимаете в искусстве!
Светка поворачивается к ней, возмущенно вскидывая брови:
— Чего⁈ Да как вы смеете городить такой базар⁈
Римлянинка хмыкает:
— А что? Разве не так?
Я сдержанно улыбаюсь и всё же «включаю» геноманта.
— Гисгин, сеньора, — произношу с легкой усмешкой.
Римлянинка морщится:
— Это что, русское ругательство?
— Нет, это название одной из красок, которая здесь использована, — отвечаю, изучая картину. — В её составе ягоды темно-красного растения фитолакка. А еще здесь добавлен кармин, который получают из крови кермеса — мелкого насекомого.
Я поворачиваюсь к римлянинке, глядя прямо в глаза.
— Меня интересовал состав красок на этом полотне. А что вас здесь привлекло? Экспозиция? Внутренний смысл? Может, поговорим об этом?
— Я…я… — Римлянинка замолкает, неловко сглатывает и, не зная, что сказать, медленно ретируется, оставляя нас наедине с картиной. Девушки с улыбками поворачиваются ко мне, и Светка, не скрывая удовольствия, тихо аплодирует.
— Правильно, Даня! Так эту макаронную кошелку!
Камила тоже сияет:
— Браво, мой супруг! Сильный муж — это прекрасно! Но одновременно сильный и умный — ещё лучше!
А Настя, не сдержавшись, чмокает меня в щеку. Милота.
Мы бродим среди древних экспонатов, наслаждаясь атмосферой старинного Рима, любуемся произведениями искусства, но через пару часов идиллия требует простого земного продолжения — решаем заглянуть в неприметную пиццерию за углом. Обычная забегаловка, внутри ни одного патриция, но готовят здесь просто божественно. Перекусив, выходим и идем по тротуару мимо столиков на улице.
Тут один местный макаранник в неглаженном костюме, увлеченно уминающий свою пиццу, громко привлекает наше внимание, присвистнув в сторону Насти:
— Эй, красавица! Ты уверена, что с правильным львом? Я тут уважаемый сеньор, присядь ко мне, угощу «маргаритой»! — заявляет он, нагло уставившись на Настины длинные, загорелые ноги в коротких шортиках. К тому же её соблазнительный топ явно приковывает его любопытные взгляды. Стоит отметить, что Камила и Светка, поддавшись примеру Насти, тоже выбрали наряды с откровенными акцентами, что, похоже, окончательно сбило бедного макаранника с пути благопристойности.
Настя прищуривается, уже готовая ответить дерзко — надо признать, меткие фразы у Светки она переняла быстро. Но
