В другое время такое предложение было бы равносильно чуду, но Генбек опоздал — Лариса уже решилась:
— Я заплачу.
— Воля ваша.
Хозяин лавки медленно выложил на прилавок заказанные книги, пожевал губами и тихо назвал цену. Чуть-чуть больше ее пятилетней стипендии, но сейчас такие мелочи Ларису не волновали. Наступил решающий момент.
Девушка прикрыла глаза, ее нервы натянулись, как тонкие серебряные нити, в голове зашумело, зарождающийся «вихрь» окутал лавку, поглотил старика, и Лариса отчетливо представила, как достает из сумочки толстую пачку банкнот. Только сотенные купюры в банковских упаковках. Свежеотпечатанные, непотрепанные и незамусоленные, они мягко ложатся на прилавок, и хозяин магазина протягивает к ним свои морщинистые руки.
— Кхе-кхе… — нерешительно кашлянул Генбек.
— Что-то не так?
Девушка еще не вышла из транса, «вихрь» кружился по магазину, и ее голос прозвучал несколько глуховато.
— Лариса, посмотрите, пожалуйста, сюда.
Она проследила за морщинистой рукой старика, и ее усиленный «вихрем» взгляд уперся в пластиковую табличку на прилавке. Вместо объявления: «Принимаем любые кредитные карточки» там было написано «Колдовать запрещено».
Простенько и со вкусом.
Это было настолько неожиданно, что Лариса даже не сразу поняла, о чем идет речь. Несколько секунд она, шевеля губами, читала и перечитывала это словосочетание, а затем беспомощно посмотрела на Генбека:
— Что?
Толстые пачки хрустящих, свежеотпечатанных банкнот растаяли. Старик погрустнел:
— Насколько я понимаю, настоящих денег у вас нет?
Девушка все еще не могла прийти в себя и молча покачала головой.
— Нет.
— Очень жаль. — Генбек убрал книги с прилавка, вздохнул и с жалостью посмотрел на девушку. — Лариса, вы хоть понимаете, что едва не совершили преступление?
— Я?
Как? Как это могло произойти? Вот единственное, о чем она могла думать. Это невозможно! Невероятно! Немыслимо!
— Вы думаете, это шутки? — брюзжал Генбек. — Навести морок на продавца и взять то, что вам нравится? Это воровство, моя дорогая, самое настоящее воровство. Может быть, мне стоит вызвать полицию? Допросить вас? Скольких вы еще обокрали, пользуясь своими способностями? Просто ужас! Такая молодая и такая испорченная! Куда только катится мир, клянусь припадками Спящего? В наше время такого падения нравов не было…
Напряжение наконец-то отпустило Ларису, «вихрь» погас, и, рухнув на взявшийся из ниоткуда табурет, девушка громко разрыдалась. Генбек поморщился, нерешительно подергал себя за мочку уха и вытащил из кармана брюк белый носовой платок.
* * *
Бар «Угрюмая пауза».
Москва, Пятницкая улица,
16 сентября, суббота, 13.59
Христофан был обнаружен в «Угрюмой паузе» — самом унылом заведении Тайного Города. Сюда приходили тосковать и заливать горе, сюда приходили напиваться вдребезги и плакаться в жилетку сонному бармену, здесь поминали свою жизнь и прощались с юношескими надеждами, здесь хоть раз в жизни побывали все жители Тайного Города.
Все на свете не так!
Все неправда и ды-ы-ым.
Я шагаю по жизни,
Я встаю из моги-и-ил…
На сцене завывал очередную балладу маленький ос. Крысоловы, склонные к глубокому самоанализу, что выражалось в производстве бесконечных, как коридоры Лабиринта, баллад, давно облюбовали «Угрюмую паузу» и по очереди представляли на ее сцене свои бессмертные творения. За харчи. Суицидальная направленность баллад находила глубокое понимание у посетителей бара.
Приставник сидел за отдельным столиком в самом дальнем углу «Угрюмой паузы» и молча изучал пустую бутылку «Русского стандарта». На наемников, без спроса усевшихся за его стол, он даже не посмотрел.
Мои кости дрожа-а-али,
Я рыдал, как дитя!
Мы с тобою стоя-я-яли
Под дождем из огня!
— Как дела, Христофан? — осведомился Кортес. — Чего грустишь?
— Третья, — сообщил приставник, со вздохом отправляя бутылку под стол. — А кажется, будто только что пришел.
Артем щелкнул пальцами, и официант немедленно доставил еще одну бутылку.
— Есть дело, Христофан.
— Знаю я ваши дела, — буркнул приставник и потянулся к водке. — Как только совести хватило явиться ко мне после вчерашнего.
— Вот как раз о вчерашнем я и хочу с тобой поговорить. — Кортес решительно отодвинул бутылку. — Ты продавал что-нибудь еще из этого сундука?
— Не твое дело, — по-прежнему раздраженно пробурчал Христофан, но даже Артем разобрал в его голосе нотки неуверенности.
— Христофан, это мое дело.
— Слушай, Кортес, давай лучше выпьем?
— Выпьем, дружище, обязательно выпьем, но сначала хотелось бы услышать ответ.
Приставник расправил плечи и неодобрительно посмотрел на субтильного по сравнению с ним Кортеса. Но человек спокойно выдержал взгляд Христофана. Это был не вчерашний дружелюбный Кортес, а лучший наемник Тайного Города, как говорится, при исполнении, и приставник это понял.
— Христофан, ты продавал что-нибудь еще из сундука?
— Ну, продавал, продавал.
— Что?
— Браслет какой-то.
— Этот? — Артем положил на стол рисунок браслета фаты Мары.
— Может быть, этот, а что?
— Точно этот?
Приставник сдался окончательно:
— Этот.
— Кому продал?
— Челу какому-то.
— Он сам тебя нашел? — Приставник насупился. — Христофан, не вешай мне лапшу на уши. Кто заказчик?
— Не твое дело. Сказал, что продал, и точка.
— Мы тебя еле уговорили продать нам одну-единственную диадему.
— Во-во, согласился на свою голову.
— С твоей головой все в порядке. А вот другие могут покатиться, если ты нам не поможешь.
Приставник молчал.
— Христофан. — Голос Кортеса звучал мягко, но в карих глазах блестели льдинки. — Ты меня знаешь давно и знаешь, как я к тебе отношусь.
— Ну?
— Я тебя люблю. По-дружески.
— Ну?
— Дело очень серьезное, Христофан. Через день-два к расследованию подключатся Великие Дома, и тогда я тебе не позавидую. Нарушение корпоративных правил — серьезное преступление. У тебя будут проблемы.
Приставник скривился.
— Кому ты продал браслет?
— Я его подарил.
— Кому?
— Богдану ле Ста.
— Почему ты это сделал?
— Он мне спас жизнь, — медленно ответил приставник. — На меня напала черная моряна.
