Скрылся из видимости портье, сразу остановился и безо всякого удивления разобрал характерный звук вращения наборного диска телефонного аппарата.
— О-он пришё-ол, — сказал портье и вернул трубку на рычажки.
Он — это я, сомнений быть не может. Тут вопрос исключительно в том, кого именно могла заинтересовать моя скромная персона, и что теперь делать: рвать когти или успокоиться и не пороть горячку?
Кто б подсказал!
Меня продрало неприятным холодком, я взбежал на третий этаж и заперся в уборной. В мерцающем свете тусклой лампочки внимательнейшим образом изучил кисти, запястья и рукава пиджака, а потом его же полы и лацканы. Никаких подозрительных пятнышек не заметил, так что просто вымыл руки и заглянул к себе в комнату.
Щёлкнул выключателем, оглядел немудрёную обстановку. Две кровати у противоположных стен, коврик между ними, перед окном небольшой столик и два стула, в углу у входа — платяной шкаф. Нашлось место и для небольшого буфета, там даже стояла какая-то посуда.
Я выключил свет, прямо в обуви пересёк комнату и слегка сдвинул в сторону занавеску, но окно выходило не на улицу, а во двор. Тогда вернулся в коридор и взбежал по лестнице ещё выше — к площадке с чердачной дверью. Ту даже взламывать не пришлось, навесной замок оказался не заперт. Пригибаясь, дабы не шибануться головой о балки и стропила, я перебрался к окошку с пыльным стеклом, распахнул его и вылез на крышу, затаился там у дымовой трубы.
С этой позиции открывался неплохой вид на подъезды к гостинице, а сам я терялся на тёмном фоне хмурого февральского неба — едва ли разглядят с земли. Если только специально высматривать возьмутся, да и то сомнительно.
Торчать на холодном ветру пришлось с четверть часа, уже даже возникло желание спуститься вниз, но решил посидеть ещё немного и не прогадал: вскоре к гостинице подрулили два легковых автомобиля. Я передвинулся к самому краю крыши и обнаружил, что по мою душу прибыли сразу шестеро. Даже начал прикидывать пути для бегства, но всё оказалось не так уж и плохо.
Водители обоих автомобилей и один из пассажиров остались на улице и закурили, а первым поднялся на крыльцо Фёдор Ильич Карпинский собственной персоной. Компанию ему составили какой-то толстяк — он мог оказаться кем угодно, только не оперативником, и молодой человек спортивного телосложения — вот этот вполне мог состоять оперативником в местном политическом сыске, а оператором так и вовсе был совершенно точно.
Но один на один — это не тот расклад, при котором планируют захват. Со мной приехали поговорить.
Я нырнул в чердачное окошко, нашарил балку над головой и убрал на неё трофейный пистолет, предварительно кое-как обтерев его полой пиджака. В итоге своих гостей опередил разве что на минуту, но этой форы как раз хватило, чтобы плюхнуться на кровать и придать ей вид, будто там какое-то время кто-то лежал. Заодно снял пиджак и кинул его на спинку.
Когда раздался требовательный стук, я сел и объявил:
— Не заперто!
Дверь тотчас распахнулась, и внутрь шагнул спортивный молодой человек, которого я уже лицезрел с крыши.
— Ты ещё кто такой? — потребовал я объяснений и поднялся на ноги, но шпик ничего не ответил, лишь кольнул меня острым взглядом и отступил обратно в коридор.
— Герр Шабер! — послышался голос господина Карпинского. — В таких мерах предосторожности нет никакой нужды! Это абсолютно надёжный человек! Ручаюсь вам за него!
Я без ненужной поспешности взял с кровати пиджак и надел его. Услышанное отчасти успокоило, но только лишь отчасти. Мне категорически не понравились интонации Карпинского. Он вроде как пытался держаться с непонятным толстяком на равных, но именно что — пытался. Пухлый герр Шабер в местной иерархии стоял хотя бы даже и самую малость выше. Ничего хорошего мне это обстоятельство не сулило.
— Здравствуйте, Фёдор Ильич! — улыбнулся я и придал себе самую малость означенный вид. — И что это всё значит?
Карпинский указал на своего чрезмерно упитанного спутника, бульдожье лицо которого с обвисшими щеками и мешками под глазами после подъёма на третий этаж побагровело от прилившей крови и покрылось испариной.
— Герр Шабер представляет управление политического сыска.
— О как! И чем же я заинтересовал сие почтенное ведомство?
— Самое малое инцидентом на пристани! — произнёс толстяк почти без всякого акцента, с нескрываемым отвращением оглядел номер, но на заправленную кровать опустить своё седалище всё же не пожелал и занял один из слишком узких для него стульев. — Это серьёзное правонарушение! — добавил он, устраивая на коленях кожаный портфель.
— Прыжок с парохода? Детские шалости!
— Вовсе нет! — уверил меня Карпинский, который сел на второй стул. — Тот случай попал в прессу! — Он сделал паузу и явно процитировал газетный заголовок: — «Возмутительное нарушение общественного порядка! Снова!»
Я мельком глянул на оставшегося стоять в дверях молодого человека и уселся на кровать.
— Формально я совершил этот проступок, ещё находясь в Суомландии. А здесь уже никаких законов не нарушал.
— Как вы попали на борт? — потребовал объяснений герр Шабер.
— Каюсь, не вполне законным образом, — признался я, ощутив укол внимания со стороны подпиравшего дверной косяк оператора. — Билета у меня не имелось и в судовую роль вписан не был, если вы об этом.
— Документы! — потребовал толстяк, расстегнув пряжку портфеля.
— Никаких. Но, уверен, господин Карпинский не откажется удостоверить мою личность.
— С какой целью вы прибыли в страну?
Я вздохнул и предложил:
— С вашего позволения расскажу о своих злоключениях с самого начала. Так будет быстрее и проще.
Возражений не последовало, а герр Шабер даже скрутил колпачок перьевой ручки и взялся конспектировать. Несколько раз он встревал с уточняющими вопросами, но к мелочам не цеплялся и большей частью внимал моему рассказу молча, только шумно сопел, пытаясь отдышаться после подъёма по лестнице.
— Обменял в порту девяносто марок? — хмыкнул толстяк под конец. — И этого хватило, чтобы снять номер?
— Нет, ещё занял некоторую сумму у одной знакомой особы.
— Молодой человек! — начал закипать герр Шабер, но его остановил Карпинский.
— Деньги ему ссудила моя племянница, — объявил он и добавил: — Это точно.
— И когда же?
— Сегодня утром.
Я кивнул, подтверждая эти слова, и вздохнул.
— Первую ночь пришлось провести в ночлежке. Условия там были просто отвратительные.
Тогда герр Шабер пристал с
