Ознакомительная версия.
Сапера передернуло от такого вопросика, однако улыбаться он не перестал и вместо ответа осторожно задал свой вопрос:
— А зачем тебе мертвые, Тютя?
— Живые потому что живут скверно. Нет сил быть с ними больше. Погрязли живые во вражде, беспутстве и пороке. Люди под землей стали нелюдями. Аки волки друг с другом грызутся. Аки звери лютые ведут себя.
— Верно говоришь, Тютя, — ободряюще кивнул Сапер. — Правильно мыслишь.
Тютя поднял на него глаза, полные радостного изумления. Он явно не ожидал так скоро найти здесь понимающего единомышленника.
— Верно? Правильно? Тютя верно говорит? Ты взаправду так считаешь, дяденька?
— Конечно, Тютя. Может быть, другие глухи, но я-то слышу в твоих устах слова Истины.
Грязное сопливое лицо Тюти расплылось в широкой детской улыбке.
— Истина! Да-да, я истину всем говорю. Я знаю. Но…
Улыбка ушла. Тютя снова накуксился:
— Но другие-то не знают. Тютю другие не слушают. Не верят Тюте. Тютя объясняет, что кара небесная пришла, что большая саранча за грехи на нас наслана, что каяться нужно, пока не поздно, а Тютю гонят, ругают, бьют. — Юродивый заплакал: — За что обижают Тютю? Тютя хочет, чтобы все спаслись. Хотя бы после смерти. А глупые люди не хотят спасаться. Тютя подумал, что если найти мертвых, то можно спросить у них совета, как быть. Может быть, Тютя что-то неправильно говорит, может, сам чего-то не понимает? Пусть мертвые объяснят Тюте, как обрести спасение, — им-то виднее. И как живым это втолковать. Ты не видел мертвых, а, дяденька? — Тютя растерянно огляделся по сторонам: — Здесь где-то, говорят, они должны быть. Но Тютя долго уже идет. Свечка вот наполовину сгорела. А никого нет. Никого не может найти Тютя.
— Считай, ты нашел, что искал, — ласково улыбнулся Сапер.
Тютя внимательно посмотрел на него.
— Так ты все-таки мертвый, дяденька?
Сапер кивнул:
— Да, Тютя, мертвый.
Приблажный всхлипнул и передернул плечами, от чего под одеждой звякнули жестяные банки и проволока, нацепленные в качестве «вериг». Тютя вытер нос. Чуть отступил назад.
— Ты, правда, мертвый, дяденька? — Тютя недоверчиво засопел.
— Правда-правда, — заверил его Сапер.
— А то прямо как живой!
Тютя бесцеремонно поднес свечку к лицу Сапера. Тот прикрылся рукой.
Приблажный побледнел. Отшатнулся:
— Три пальца! У тебя три пальца на руке! Ты Сапер из Аэропорта, да? Это ведь тебя выгнали с Орджоникидзе. И ты потом умер наверху. Тютя слышал. Тютя знает. Ты и, правда, мертвый, дяденька…
— Что есть, то есть, — картинно вздохнул Сапер. — Ну, ладно, хватит фигней страдать. Пора заняться делом. Слушай меня внимательно, Тютя. — Он заговорил жестко и властно.
— С-с-слушаю… — промямлил юродивый.
— Ты страдал и проповедовал не зря. И ты выбран, чтобы вершить волю небес. А я послан, чтобы сказать тебе об этом.
— А-а-а! — только и смог выдохнуть Тютя. Глаза его блестели.
— А еще я должен объяснить тебе твою главную ошибку.
— Ка… ка… какую? — заикаясь, пробормотал Тютя.
— Ты много говоришь и много плачешь, но мало делаешь.
— А что Тюте нужно делать?
— Надо не вразумлять неразумных. Надо помочь их покарать.
— Помочь? — захлопал глазами Приблажный. — Покарать?
— Надо открыть дорогу каре небесной и впустить ее в метро.
— Открыть дорогу? — заворожено повторил Тютя. — Впустить? — И испуганно отшатнулся. — Но ведь все же тогда умрут, — растерянно пробормотал он. — И хорошие, и плохие. И… — На лице Тюти возникло обиженное выражение. — И Тютя умрет тоже.
— Ты не понимаешь, — снова подпустил меда в голос Сапер. — Тот, кто праведен, того кара обойдет стороной. Того муранча…
— Саранча, — машинально поправил Тютя.
— Ну да, саранча того не тронет.
— А-а-а, вот оно что. — Тютя заулыбался. — Вот оно как? Ну да, ну да. Конечно-конечно. Теперь Тютя все понимает. Надо впустить саранчу, и кто достоин спасения — тот спасется.
— Именно так.
— А куда именно ее надо впустить?
— А где в метро главное гнездо разврата и порока, которое должно очиститься первым?
— Орджоникидзе! — просиял Тютя. — Туда надо впустить большую саранчу, да, мертвый дяденька?
— Туда, — кивнул Сапер.
— Я пойду! Я впущу! — Тютя аж задергался всем телом от нетерпения. Под мешковатым балахоном снова зазвенели «вериги». — Я буду идти и по пути буду проповедовать так, как не делал этого до сих пор. Я постараюсь, чтобы праведников стало хоть немного больше, и чтобы кара постигла не всех.
— И запомни главное: никто не должен знать, что ты видел меня в этих подземельях. Иначе… — Сапер задумался на миг. Потом нашелся: — Иначе ты сам перестанешь быть праведным.
* * *
— Из захваченных у разведчиков «синих» гранат и взрывчатки я соорудил бомбу, которая могла бы взломать замок гермоворот, — продолжал свой рассказ Сапер. — Спрятал ее в банках, которые Тютя носил на себе. Объяснил, что и как нужно делать. И отправил Приблажного на Орджоникидзе.
Что ж, теперь было понятно, как Тютя взломал гермоворота орджоникидзевских. И как он сумел пронести взрывчатку на красную ветку, тоже, в общем-то, было ясно. И как прошел мимо станционных пограничных блокпостов.
Кто будет проверять безобидного дурачка, которого и так хорошо знает все метро? Кто станет заглядывать под грязное вонючее рубище юродивого? Кого заинтересуют его ржавые «вериги»?
— А ты не боялся, что Тютя все-таки не удержит язык за зубами и кому-нибудь о тебе расскажет? — спросил Илья.
Ведь именно так и случилось. Почти так… На Сельмаше Тютя намекнул Илье, что видел трехпалого человека. Правда, главное условие бывшего начальника Аэропорта он все же выполнил: не признался, что встретил именно Сапера. И не сказал, что встреча эта произошла в подметро.
Сапер фыркнул в темноте:
— Чего тут бояться? Даже если бы кто-то и поверил сумасшедшему, который якобы видел мертвеца в подземельях, это только отбило бы у любопытных кретинов охоту лишний раз туда соваться. У меня продуманы все варианты.
— Ты хитрая сволочь, Сапер!
Илья осторожно, стараясь не шуметь, чуть привстал.
Сапер почуял опасность.
— Не дергайся, братишка, — угрожающе засопел он. — Успокойся.
Успокоиться? У Ильи перед глазами пошли красные круги. Все, чего он хотел сейчас, — утопить это чудовище в его собственной крови. «Братишка»… Нашел, мать его, братишку, подонок!
Он взревел и ударил в темноту, наугад, на голос. Кулак врезался в железо, руку пронзила дьявольская боль. Мокрица над ними заворочалась.
Ознакомительная версия.
