Ознакомительная версия.
Итак, я поставил нейтральную передачу, и мы с Гошей, что было мочи, навалились на Хонду, понемногу сдвигая её от крыльца назад, чтобы затем развернуть её «лицом» к Ленинградке и выкатить, наконец, на грунтовую дорогу. Машина неохотно поддавалась. Мы, обливаясь потом, через десять минут сумели-таки по крохам развернуть и дотолкать автомобиль до дороги. Потом, собрав в кулак волю и преодолевая невероятно обострившееся от свежего воздуха чувство голода и усталости, принялись ускорять машину до необходимой для старта двигателя «с толкача» скорости. Полторы тонны едва ли развивали скорость пешехода по разбитой грунтовке, да вдобавок и со спущенной шиной. Но вот небольшой уклон дороги вниз, то есть спуск. Мы, насколько это было нам под силу, максимально разогнали машину, и я, на ходу заскочив в неё, наспех воткнул первую передачу и отпустил сцепление. Хонда дёрнулась, и из-под крышки капота приятно заклокотал двигатель, а из выхлопной трубы чуть доносился запах выхлопных газов. Гоша залез внутрь. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. Через семь минут мы уже подъезжал и к укромно припрятанному между домиков «Транспортёру». Мы вышли из машины, но двигатель глушить я не стал, чтобы аккумулятор успел наверняка зарядиться от генератора. Открыли «Транспортёр», вытащили запаску. Я уже было принялся откручивать баллонным ключом болты с лопнувшего колеса, как вдруг мы с Гошей оба, совершенно отчётливо услышали из правого домика какие-то звуки. Глухой удар, ещё один. Потом какое-то звяканье, несколько шагов… Замерев на месте от столь неожиданного поворота событий, мы переглянулись, синхронно приложив указательные пальцы к губам и прошипев: «Тс-сс!» Я аккуратно положил на землю ключ, поднялся, и вслед за Гошей беззвучно проскользил к прикрытому ставней окну. Тем временем звуки внутри домика по-прежнему отчётливо доносились для нас. Тут мы заметили, что входная дверь закрыта не плотно, а лишь прикрыта. Гоша машинально извлёк из кобуры пистолет, снял его с предохранителя. По-военному юркнул спиной к стене, то же велел жестом сделать и мне. Мы стояли, прислонившись спинами к стенке, между приоткрытой входной дверью и окном. Звуки доносились и справа, и слева от нас…
Характерный рык развеял все наши опасения и догадки. Внутри, в тёмном помещении, находились попрятавшиеся от солнца афганцы.
– Вот вы где, суки! – ехидно прошипел Гоша, спрятав пистолет обратно. – Ну, сволочи, пришёл наш черёд развлекаться. – Гоша вытащил из рюкзака ручную гранату.
– Не, не надо! – остановил его я. – Последняя же, ты чего? – я поразился тому, как боец потерял от злости всякий рассудок и совершенно уже не мыслил трезво, норовя израсходовать последнюю оставшуюся гранату. – Вон в «Транспортёре» ещё бензина чуток есть, масло в системе. Да и стоит удачно! – последним я имел в виду то, что Фольксваген стоял аккурат между деревянными домами, и оставалось лишь поджечь его, чтобы к чертям спалить обе хаты.
– Уху… – буркнул Гоша, сбавив немного свой пыл, и убрал гранату. Довольно быстро я сменил колесо. Проколотое же кинул в багажник Хонды, пригодится. Пока минут десять я ковырялся с заменой колеса, Гоша что-то искал в салоне «Транспортёра». Я не придал этому никакого значения, ведь сам бы перед тем, как спалить машину, не упустил бы возможности по максимуму извлечь из салона всё, что представляло хоть какую-то ценность. Краем глаза я видел, что Гоша сперва «орудовал» в багажнике, время от времени пихая в рюкзак какие-то мелкие предметы, затем принялся потрошить бардачок. Мне показалось, что искал он что-то конкретное, хотя чего он там мог найти такого, что представляло бы явный интерес? Патроны? Вряд ли. Деньги? Смешно. Ну да ладно, его дело. Может, там есть что-то для него символичное? Может, фотография? Или что-то из принадлежащего Клопу? Собственно, мне было совершенно не интересно. Я лишь увлечённо крутил домкрат, прикручивал запасное колесо и думал, куда нам сейчас лучше ехать, где начинать поиски моего любимого беззащитного человечка.
…Тяжёлая рука, вероломно, из-за спины, прижала к моему рту и носу какую-то тряпку. Я, было, вцепился в, казалось, железную руку, пытаясь оторвать её, высвободить голову из тисков, но после пары-тройки вдохов сквозь ту самую тряпку, я почувствовал, что начинаю обмякать. Руки сделались словно ватными, ноги подкосились, сознание затуманилось, а перед глазами будто задёрнулся чёрный занавес и резко потемнело.
* * *
– Да не могу я, Андрюха, никак не могу… – Шталенков никак не поддавался на какие бы то ни было уговоры и доводы Андрея. – Здесь же такое, тако-ое творится, тьфу! Не могу я ехать с мыслью о том, что Москву тут могут сдать, оставить… – Шталенков в пылу ударил кулаком по столу и, похоже, не рассчитав силу удара, аж зажмурился от боли и замахал кистью на уровне плеча. – И так уже все разъехались кто куда, как крысы с тонущего корабля поразбежались. Всем своя шкура важней… а я не могу, я должен тут быть. До последнего! Я должен, должен… – Он обеими руками закрыл лицо и с выражением то ли отчаяния, то ли досады, а может, и с тем и другим, помотал головой.
– Ну, Дмитрий Юрьич, ну… Я с Вами согласен абсолютно, но… Но на другой-то чаше весов и Москва и вообще весь наш континент! Вы поймите, что без Вас вся операция затеянная может под угрозу встать в принципе, а там и Москве, и России в целом будет уже не помочь. Конец придёт уже окончательный. – Андрей экспрессивно жестикулировал и изо всех сил пытался донести до Шталенкова свои, надо заметить, небезосновательные опасения. – Не факт, что у ребят получится, нужно подкрепление, нужно! Видите же какая заваруха из ничего вышла! Шайка отморозков, а какие жертвы, какие последствия… А вдруг не доедут? Вдруг ещё чего? Риски неимоверно высоки, нужна страховка, Дмитрий Юрьич, нужна непременно, а кто, как не Вы?!
В воздухе на минуту повисла тяжёлая пауза. Отчётливо было слышно мерное тиканье настенных часов. Шталенков уткнулся взглядом в заваленный бумагами письменный стол, средним пальцем нервно выстукивая сбивчивый ритм по его поверхности. Андрей сидел напротив Шталенкова, вполоборота повернувшись к столу. Он сидел, вытянув перебинтованную ногу вдоль стола. Рядом стояли два старых обшарпанных костыля. Штанина джинсов была обрезана почти от самого основания, а простреленная нога Андрея была перемотана кипенно-белыми бинтами, видимо, совсем недавно, поскольку они нисколько не разворсились и не потеряли стерильную белизну.
– Давай дождёмся Карамзина, как он распорядится, так и сделаем. – Наконец-то, спустя десять секунд, прервал тяжёлую тишину Шталенков и тут же, обращаясь уже не к Андрею, а глядя тому за спину, добавил: – Легки на помине! – Андрей обернулся и увидел входящего в кабинет Карамзина. В тот день Шталенков уже встречался с Карамзиным, да и не было времени на всяческие реверансы, поэтому дядя Дима не то, что не отдал тому честь, но даже и не встал со стула. – Только что, вот прямо десять секунд тому назад, про Вас разговаривали! – доложил Шталенков самому главному человеку на Лубянке.
Ознакомительная версия.
