— Мы, к сожалению, тут ничем помочь не можем. Давайте покажите нам, где расквартироваться, и будем ждать, когда начнется опять. Как часто они вообще возникают? — Проблемы внутренней жизни части Завадского не интересовали.
— Ну, когда совсем часто, а когда просто одна-две ударит и все, — тревожно сказал Дрига, видимо, не поняв вопроса.
— Сколько раз в день? — уточнил Завадский.
— А! Ну, один раз как минимум. Сегодня еще не было.
— А можно сходить туда, где они уже были, посмотреть? — Вадим по молодости лет горел желанием начать работу прямо сейчас.
— Ну, если рвешься в бой, — улыбнулся Завадский, — возьми камеру, сходи туда, сфотографируй. А мы пока обустроимся.
— Меня кто-нибудь проводит? — обратился Малахов к Дриге. И добавил: — Товарищ полковник.
— Да что там провожать! Выйдешь из штаба, слева вдалеке антенну увидишь, тарелку. Так за ней метров сто пройти, и будет то самое место. Сразу поймешь, — просто объяснил Дрига.
— Давай-давай, сходи, — кивнул Завадский. — Мы пока тут аппаратуру распакуем.
Вадим подхватил сумку с личными вещами и камерой, фотографирование входило в его обязанности по штатному расписанию, и вышел из кабинета Дриги, с удовольствием приступая к работе.
Весенняя степь, казалось, не могла нарадоваться тому, что ушла зима. Изумрудный ковер сверкал такими оттенками, что Вадиму было даже жалко по нему ступать. Он в несколько минут дошагал до большой тарелки антенны и, обогнув ее, начал осматриваться в поисках того места, где недавно бушевала электрическая стихия.
— Эй, салабон, давай сфотографируй нас на альбом, — услышал Вадим за спиной голос. Он оглянулся.
Из-за антенны вышли три солдата, все в дембельской экипировке, одинаковой, как три монеты достоинством в одну копейку. Они медленно, скорее даже вальяжно шли за Вадимом следом.
— У меня пленка специальная, вам не подойдет, — ответил Малахов миролюбиво.
— А у нас своя, — сказал тот сержант, который встречал группу у ворот. — И вообще ты как с дедушками разговариваешь? Курить есть?
— Не курю, — соврал Вадим. Он прекрасно понимал, что вариант развития событий только один. Деды хотят учить молодого.
Вадима в основном подводила его внешность. Хоть и был он старше этих солдат, но выглядел как пацан — худой и несолидный. И еще было понятно, что нравы в этой части были такие, что в дела солдат офицеры не вмешивались.
— А вдруг есть в кармане? — Один из дембелей стал хлопать по карманам Вадима.
Такая наглость парализовала волю Малахова, как и рассчитывали дембеля, но всего на мгновение. Вадим лаконичным движением, как бы случайно отступил в сторону, и рука дембеля повисла в воздухе.
— А ну покажи, что у тебя в сумке, может, там есть что-то, не разрешенное молодым? — Один из троицы бесцеремонно потянул с плеча Вадима сумку.
Малахову очень не хотелось доводить назревающий конфликт до применения грубой силы, поэтому он вежливо отказал:
— Там все разрешенное, — и решительно снял с ремня вялую влажную руку дембеля.
— Ты шо, сука, себе позволяешь? — взревел тот.
Он схватился за ремень и дернул сумку на себя.
И немедленно стал оседать на землю, держась за промежность.
— Да ты! — изумленно воскликнул сержант и осекся. Ему в лоб смотрел ствол «Магнума» 55-го калибра.
Дембель никогда в жизни не видел никакого личного оружия, кроме пистолета Макарова у офицеров в кобуре. А этот «Магнум» был пришельцем с другой планеты, из другой жизни и вообще не вписывался в общую обстановку.
— Игрушкой пугаешь? — чуть дрогнувшим голосом спросил сержант.
Вадим, не отводя глаз от старослужащего, выстрелил и снес с подошвы валяющегося на земле солдата каблук.
— Слушай приказ! Подберите это дерьмо и бегом в штаб. Командиру скажите, чтобы он посадил вас на трое суток на гауптвахту. Выполнять, пока я не выстрелил снова. Ясно?
Объяснять дополнительно не пришлось. Троица, поддерживая побитого под руки, рысцой устремилась к штабу. Оттуда уже выходили коллеги Вадима, встревоженные стрельбой.
Ахнул взрыв, и небо над Вадимом раскололось на тысячи кусочков. Разрывая пространство, с неба летели белые ленты молний, заполняли воздух озоном, ломали перепонки и крошили пространство вокруг. Удар, посильнее ударной волны от авиабомбы, бросил Вадима на землю, но сознание не ушло, Малахов видел, как танцуют мириады молний, как кружат они вокруг кокона, образовавшегося внутри этой вакханалии электричества.
Малахов упал навзничь, увидел почерневшее, как высоко в горах, небо, увидел, как оттуда, с неба, летят полосы огненного ливня, как дрожит, превращаясь в плазму, воздух, как дышит холодным огнем каждая бело-голубая полоса молнии. Молнии били в землю, чудесным образом не попадая в Вадима, стягивая широкий конус с вершиной в зените во все более узкий и узкий луч. Луч, уже белый столб электрического огня, стал вспухать посередине омерзительным утолщением, как змея, проглотившая котенка. Этот кокон стал постепенно опускаться сверху вниз.
Но буйство природы казалось игрой по сравнению с тем, что вдруг почувствовал Вадим. Неосознанная психическая боль, ранящая душу своей безысходностью, стала сковывать его сознание. Детство Вадима вдруг, непонятно почему, всплыло в памяти самыми темными моментами. Драки, убитый хулиганами щенок, раненый орел, умирающий в коробке под лестницей, девочка из детского сада, погибшая под колесами грузовика, первая кража, невинная, но постыдная… И все более затягивающее желание не жить. Застыть здесь, на ковре алых маков, глядя в небо. Уже теряя связь с реальностью, не совсем понимая, что делает, Вадим, все еще сжимая «Магнум» в руках, выпустил в призрачный кокон всю обойму. Угасающее сознание уловило только тишину.
Малахов очнулся от шлепков по щекам. И попытался, все еще вспоминая стычку с дембелями, немедленно дать сдачи.
— О! Нормально все! Успокойся! — Малинин, врач группы, схватил Вадима за руку, чтобы не получить по носу «Магнумом». — Ну, ты везунчик, конечно. Отдай, это тебе сейчас не надо.
— А что? — Вадим, не понимая, что происходит, осматривался по сторонам. — Что?
— А ничего! Ты кого завалил среди молний, помнишь? — Вадим словно издалека услышал вопрос Завадского.
— Я? Завалил?
— Ладно, собираемся, я думаю, здесь нам больше делать нечего.
Молнии не вернулись ни сегодня, ни потом. Отчет группы был принят со скрипом, однако результат был налицо — суть аномалии не понята, но ее функционирование остановлено.
— Что было в «Непрерывных молниях», о чем я не знаю? — Вадим смотрел на Байкалова, уплывающего в облаке сигарного дыма. — Что знаешь ты из того, чего не знаю я?
